1. Несравнимость философии.
А) Философия ни наука, ни мировоззренческая проповедь
Метафизика - центральное учение всей философии,
Философия наука общего характера.
В философии, тем более в метафизике, все шатко, несчетные разные концепции, позиции и школы сталкиваются и раздирают друг друга сомнительная сумятица мнений в сравнении с однозначными истинами и достижениями, с выверенными, как говорится, результатами наук. Философия еще не достигла зрелости науки.
Философия как абсолютная наука высокий непревосходимый идеал, измерение ценности философии идеей науки есть уже фатальнейшее принижение ее подлинейшего существа.
Истолкование философии как мировоззренческой проповеди ничуть не меньшее заблуждение, чем ее характеристика как науки.
Философия (метафизика) ни наука, ни мировоззренческая проповедь, нечто самостоятельное, последнее.
Б) Философия - не сравнение с искусством и религией.
При всем том сравнение философии с наукой есть неоправданное снижение ее существа, а сравнение с искусством и религией, напротив, оправданное и необходимое приравнивание по существу. Равенство, однако, не означает здесь одинаковости. Существуют трудности, которые сулит этот путь –
посредством новых сравнений не схватишь существо философии, сколь ни близко соседствуют с ней религия и искусство если прежде уже не увидим это существо в лицо.
В) Сущностное определение философии путем историографической ориентировки как иллюзия.
Обращение к истории истории. Философия возникла не вчера. Можно спросить о трех вещах:
Откуда идет слово "метафизика" и каково его ближайшее значение?
Можно проникнуть в то, что определяется как метафизика.
Через определение метафизики можно пробиться к самой названной цели.
А) Ускользание метафизики (философствования) как человеческого дела в темноту существа человека.
Философию нельзя уловить и определить окольным путем и в качестве чего-то другого, чем она сама. Она сама есть, только когда мы философствуем. Философия есть философствование.
Философия не заурядное занятие, а нечто нацеленное на целое и предельнейшее , в чем человек выговаривается до последней ясности и ведет последний спор.
Б) Ностальгия как фундаментальное настроение философствования и вопросы о мире, конечности, отъединенности.
Философия – последнее выговаривание и последний спор человека, захватывающие его целиком и постоянно. Новалис : "Философия есть, собственно, ностальгия, тяга повсюду быть дома." Но Новалис -
поэт, а не научный философ и искусство к нему принадлежит. Поэзия – сестра философии. Всякая наука по отношению к философии – служанка.
Тяга философии –когда мы, философствующие, повсюду не дома . Быть дома повсюду значит: всегда и, главное, в целом. Это, в целом, есть мир.
Туда, к бытию в целом, тянет нас в нашей ностальгии. Наше бытие есть это напряжение. Мы сами же и есть переход, ни то, ни другое. Конечность – непокой неизменного отказа. Конечность не свойство, просто приданное нам, но фундаментальный способ нашего бытия. Мы должны ее сохранить. Ее соблюдение сокровеннейший процесс нашего бытия, то есть нашей сокровеннейшей обращенности к концу. А в этой последней совершается в конечном итоге уединение человека до его неповторимого присутствия. Такое уединение – одиночество, в котором каждый человек только и достигает близости к существу всех вещей, к миру.
Нужен молот понимания таких понятий, которые способны пробить подобный путь. Это понимание и понятие исконного рода. Метафизические понятия для внутренне равнодушной и необязывающей остроты научного ума остаются вечно на замке. Метафизические понятия совсем не то, что можно было бы выучить, повторять человеком, и применять на практике, мы никогда не схватим эти понятия в их понятийной строгости, если заранее не захвачены тем, что они призваны охватить. Этой захваченности служит главное усилие философствования. Захваченность исходит из настроения и пребывает в таковом. Поскольку понимание и философствование не рядовое занятие в числе других, но совершается в основании человеческого бытия, то настроения, из которых вырастают философская захваченность и хватка философских понятий, с необходимостью и всегда суть основные настроения нашего бытия.
3. Метафизическое мышление как мышление в предельных понятиях, охватывающих целое и захватывающих экзистенцию.
Предварительное рассмотрение призвано прояснить его целостную установку курса. Стремление быть дома повсюду, т.е. экзистировать в совокупном целом сущего, есть не что иное, как потребность задаться своеобразным вопросом, что значит это, в целом, именуемое нами миром. В нашем вопрошании и искании, в наших метаниях и колебаниях дает о себе знать конечность человека. Это охватывающе-понимающее вопрошание коренится в той захваченности, которая призвана нас определять и на почве которой мы только и обретаем способность всеохватывающего понимания и схватывания того, о чем спрашиваем.
Метафизика – не специализированная наука, где мы с помощью некоей умственной дознаемся до чего-то в ограниченной области, а фундаментальное событие в человеческом бытии, вопрошание, в котором мы пытаемся охватить своими вопросами совокупное целое сущего и спрашиваем о нем так, что сами, спрашивающие, оказываемся поставлены под вопрос.
Основные понятия метафизики - суть понятия, суть представления, в которых мы представляем себе нечто общее или нечто вообще, нечто в аспекте того универсального, что многие вещи имеют между собой сообща. Основные понятия – не обобщения, не формулы всеобщих свойств некоторой предметной области, а понятия особого рода. Они схватывают каждый раз целое, они предельные смыслы , вбирающие понятия. Они охватывающие понятия еще и во втором , связанном с первым смысле: они всегда захватывают заодно и понимающего человека и его бытие не задним числом, а так, что первого нет без второго, и наоборот.
Понятие – некоего рода определяющее представление. Но таковыми основы метафизики и понятия философии вообще явно не будут, т.к. в захваченности мы не делаем представления, но движемся совершенно другим способом, исходно и в принципе отличным от любого научного подхода.
Метафизическая мысль – мышление охватывающими понятиями в этом двояком значении: мысль, нацеленная на целое и захватывающая экзистенцию.
Глава II .
4. Двусмысленность в философствовании вообще: неуверенность, является или нет философия наукой и мировоззренческой проповедью.
Философия выглядит научным обоснованием и описанием мировоззрения, будучи чем-то иным. Эта двоякая видимость научности и мировоззрения, придаёт философии постоянную неудостоверяемость:
Её никогда не удаётся достаточно снабдить научным и опытным познанием + "никогда-не-достаточность" научных познаний в решающий момент всегда оказывается с избытком.
Философия требует применять свои познания как бы на практике, претворяя их в фактическую жизнь, но эти нравственные усилия остаются вне философствования.
Двуполые образования, которые без мозга, костей и крови влачат литературное существование.
Вещь может быть похожа на строго научное исследование, сухое, трудное, безо всяких морализирующих обертонов и мировоззренческих отсылок голой наукой.
5. Двусмысленность в нашем философствовании здесь и теперь в позиции слушателей и преподавателя .
Двусмысленность философии всегда обостряется. Теперь философия – дисциплина по которой защищают диссертации; для учащихся – один из общих курсов, они слушают или пропускают его. Жуть в том, что мы этого вообще никогда не ощутим: что с нами вообще впредь ничего не случится, если мы пропустим курс. А если мы не пропускаем, то отпадает ли двусмысленность? Преподаватель бродит в лесах понятий и терминологии – так что бедного слушателя берёт тоска – он комедиант? Противоречиво его начинание: философствование – последнее выговаривание, то предельно, в чём человек уединяется до своего чистого присутствия. Он разглагольствует перед толпой. Этот авторитет держится на том, что нас не понимают. Если мы не философствуем, весь авторитет сам собой разваливается. Философствование присуще каждому человеку. Чтение философских лекций – двусмысленное начинание , чего в науках не бывает.
Что доказуемо?
Доказуемо всегда только по существу маловажное .
То, что подаётся и соответственно подлежит доказательству , в принципе мало чего стоит.
6. Истина философии и её двусмысленность .
Метафизика – мышление в предельных вбирающих понятиях, спрашивание, которое в каждом вопросе, а не только в конечном итоге спрашивает о целом. Двусмысленность философии :
Двусмысленность вообще
Двусмысленность нашего философствования здесь и теперь.
Вопрос о философской истине ставится редко, он коренится в двусмысленности философии – она соблазняет человека дать философии в союзники здравый смысл , который столь же двусмысленно предписывает, что надо думать о ней и её истине.
Философия – что-то такое, что каждого касается, до каждого доходит, является предельным и высшим.
а) Философия – как нечто всех касающееся и всем доступное .
Философия касается каждого, но повседневное сознание делает вывод: каждого касается, до каждого должно доходить, всё должно быть непосредственно ясно любому человеку с улицы.
Философия для каждого, как каждый естественным образом и считает, а философская истина должна доходить до каждого, в согласии с повседневным критерием доходчивости.
Доходчивость предписывает, что вообще может быть истинным и философская истина в частности.
б) Философия как предельное, высшее .
Философская истина под видом абсолютной истины.
Пустота и необязательность аргумента о формальном противоречии. Укорененность философской истины в судьбе человеческого присутствия.
Этот аргумент по существу ничего не говорит. Он совершенно пуст и необязывающ. Чтобы он имел убедительную силу и значимость надо иметь сперва доказательство того, что этот пустой трюк с формальным самопротиворечием пригоден нести на себе и определять собой философию.
Мы не утверждаем, что философия не есть наука, т.к. мы не можем знать с абсолютной достоверностью, философствуем ли мы вообще во всех наших разбирательствах.
Бог не философствует, т.к. философия пребывает в нашей ничтожности, в нашей конечности, она – противоположность всякой успокоенности и обеспеченности. Никто из познающих не считает каждый момент так тесно к краю ошибки, как философствующий. Последнее и предельное – самое опасное и необеспеченное, и всё обостряется тем, что это последнее и предельное должно быть само собой разумеющимся, достовернейшим для каждого.
Двусмысленность критической установки у Декарта и в новоевропейской философии.
Картезианская установка заранее уже знает или думает, что знает, что всё поддаётся абсолютно строгому и чистому доказательству и обоснованию.
7. Борьба философствования против непреодолимой двусмысленности своего существа. Самостояние философствования как основное событие внутри нашего присутствия .
В испуге двойственности философии даёт о себе знать важная сторона всякого философского понимания – философское охватывающее понятие есть захват человека, и именно человека в целом – загнанного в основу вещей. Захватчик – само присутствие, существо человека, ведёт в философствовании свой захват человека. В основе своего существа человек охвачен желанием "стать тем, что он есть " – борьба с непреодолимой двусмысленностью всякого вопрошания и бытия.
Оценка философствования как нечто мрачного, унылого, пессимистического, не новая, она возникает из легко обозримой угарной атмосферы нормального человека и из убеждений, которыми он руководствуется и согласно которым нормальное – это и есть существенное , а посредственное и потому общепринятое – это и есть истинное (вечная середина).
Философия – нечто самостоятельное, т.к. она ни одна из наук, но науки могут иметь место только потому и только тогда, когда есть философия. Одна из задач философии – обосновывание наук. Философия пронизывает целое человеческой души (присутствия) даже тогда, когда не существует никаких наук. Философствование – один из основных родов присутствия, нечто такое, что имеет место прежде всяких решений и составляет основное событие присутствия; что самостоятельно и вполне инородно тем образам поведения, в которых мы обычно движемся.
Гераклит: "Речи скольких людей я ни слышал, ни один не достиг того, чтобы знать, что мудрость есть нечто то всего отделенное " (нечто находящееся на своём собственном месте, точнее самим собой впервые и образующее своё собственное место)
Платон: "Разница между философствующим и нефилософствующим – как разница между бодрствованием и сном " (нефилософствующий человек существует, но спит, и только философствование есть бодрствующее присутствие, нечто совершенно другое по отношению ко всему другому, несравнимо самостоятельное)
Гегель: "Философия есть мир навыворот"
В философствующем бытии можно снова "видеть" все вещи проще, зорче и неотступнее.
М.Хайдеггер
Основные понятий метафизики
ПРЕДВАРИТЕЛЬНОЕ РАССМОТРЕНИЕ. ЗАДАЧА КУРСА И ЕГО ПРИНЦИПИАЛЬНАЯ УСТАНОВКА В ПОРЯДКЕ ОБЩЕГО ПРОЯСНЕНИЯ НАЗВАНИЯ КУРСА Первая глава
ОБХОДНЫЕ ПУТИ К ОПРЕДЕЛЕНИЮ СУЩЕСТВА ФИЛОСОФИИ (МЕТАФИЗИКИ) И НЕОБХОДИМОСТЬ УВИДЕТЬ МЕТАФИЗИКУ В ЛИЦО § 1. Несравнимость философии
а) Философия – ни наука, ни мировоззренческая проповедь
Наш курс объявлен под названием «Основные понятия метафизики». Это название мало о чем дает догадываться, при том что по своей форме оно совершенно ясно. Оно как будто бы похоже на другие названия курсов: Первоначала зоологии, Основоположения лингвистики, Очерк истории реформации и подобное. Мы понимаем: перед нами отчетливо очерченная дисциплина, именуемая «метафизикой». Дело идет теперь о том, чтобы в рамках одного семестра представить – опуская многочисленные подробности – ее важнейшие понятия. Поскольку же метафизика – центральное учение всей философии, то разбор ее основных черт превращается в сжатое изложение главного содержания философии. Раз философия по отношению к так называемым частным наукам есть наука общего характера, наши занятия благодаря ей обретут должную широту и закругленность. Все в полном порядке – и университетская фабрика может начинать.
Да она давно уже и начала, и работает так ходко, что некоторые даже начинают чуять в ее гонке какую-то опустошенность и потерянность. Может быть, что-то сломалось в самих недрах механизма? Неужели его удерживают от развала уже только навязчивость и банальность организации и сложившегося уклада? Неужели в глубине всего этого занятия засели фальшь и тайное отчаяние? А что если разговоры о метафизике как надежно очерченном разделе философских знаний – предрассудок и философия как преподаваемая и изучаемая наука – видимость ?
Впрочем, какая надобность еще и специально констатировать подобные вещи? Всякий и так давно знает, что в философии, тем более в метафизике, все шатко, несчетные разные концепции, позиции и школы сталкиваются и раздирают друг друга – сомнительная сумятица мнений в сравнении с однозначными истинами и достижениями, с выверенными, как говорится, результатами наук. Вот где источник всей беды. Философия, а прежде всего именно метафизика, просто пока еще не достигла зрелости науки. Она движется на каком-то отсталом этапе. Чтó она пытается сделать со времен Декарта , с начала Нового времени, подняться до ранга науки, абсолютной науки, ей пока не удалось. Так что нам надо просто все силы положить на то, чтобы она в один прекрасный день достигла успеха. Когда-нибудь она твердо встанет на ноги и пойдет выверенным путем науки – на благо человечества. Тогда мы узнаем, что такое философия.
Или все надежды на философию как абсолютную науку – одно суеверие? Скажем, не только потому, что одиночка или отдельная школа никогда не достигнут этой цели, но и потому, что сама постановка такой цели – принципиальный промах и непризнание глубочайшего существа философии. Философия как абсолютная наука – высокий, непревосходимый идеал. Так кажется. И все-таки, возможно, измерение ценности философии идеей науки есть уже фатальнейшее принижение ее подлиннейшего существа.
Если, однако, философия вообще и в принципе не наука, к чему она тогда, на что она тогда еще имеет право в кругу университетских наук? Не оказывается ли тогда философия просто проповедью некоего мировоззрения ? А мировоззрение? Что оно такое, как не личное убеждение отдельного мыслителя, приведенное в систему и на некоторое время сплачивающее горстку приверженцев, которые вскоре сами построят свои системы? Не обстоит ли тогда дело с философией словно на какой-то большой ярмарке?
В конечном счете истолкование философии как мировоззренческой проповеди – ничуть не меньшее заблуждение, чем ее характеристика как науки. Философия (метафизика) – ни наука, ни мировоззренческая проповедь. Что в таком случае остается на ее долю? Для начала мы делаем лишь то негативное заявление, что в подобные рамки ее не вгонишь. Может быть, она не поддается определению через что-то другое, а только через саму себя и в качестве самой себя – вне сравнения с чем-либо , из чего можно было бы добыть ее позитивное определение. В таком случае философия есть нечто самостоятельное, последнее .
b) К сущностному определению философии не ведет окольный путь сравнения с искусством и религией
Философия вообще не сравнима ни с чем другим? Может быть, все-таки сравнима, пускай лишь негативно, с искусством и с религией , под которой мы понимаем не церковную систему. Почему же тогда нельзя было точно так же сравнить философию с наукой? Но ведь мы не сравнивали философию с наукой, мы хотели определить ее как науку. Тем более не собираемся мы и определять философию как искусство или как религию. При всем том сравнение философии с наукой есть неоправданное снижение ее существа, а сравнение с искусством и религией, напротив, – оправданное и необходимое приравнивание по существу. Равенство, однако, не означает здесь одинаковости.
Стало быть, мы сумеем обходным путем через искусство и религию уловить философию в ее существе? Но не говоря даже о всех трудностях, которые сулит подобный путь, мы посредством новых сравнений опять не схватим существо философии – сколь ни близко соседствуют с ней искусство и религия, – если прежде уже не увидим это существо в лицо. Ведь только тогда мы сумеем отличить от него искусство и религию. Так что и здесь нам дорога закрыта, хотя на нашем пути нам встретится то и другое, искусство и религия.
Опять и опять во всех подобных попытках постичь философию путем сравнения мы оказываемся отброшены назад. Обнаруживается: все эти пути, по существу, – никуда не ведущие окольные пути. Постоянно отбрасываемые назад с нашим вопросом, что такое философия, что такое метафизика сама по себе, мы оказываемся загнаны в тесноту. На каком опыте нам узнать, чтó такое сама по себе философия, если нам приходится отказаться от всякого окольного пути?
c) Подход к сущностному определению философии путем историографической ориентировки как иллюзия
Остается последний выход: осведомиться у истории. Философия – если таковая существует – возникла все-таки не вчера. Делается даже странно, почему мы сразу не направились этим путем, через историю, вместо того чтобы мучить себя бесполезными вопросами. Сориентировавшись при помощи историографии, мы сразу же получим разъяснение относительно метафизики. Мы можем спросить о трех вещах: 1) Откуда идет слово «метафизика» и каково его ближайшее значение? Нам предстанет тут удивительная история удивительного слова. 2) Мы сможем, оперевшись на простое словесное значение, проникнуть в то, что определяется как метафизика. Мы познакомимся с одной из философских дисциплин. 3) Наконец, через это определение мы сумеем пробиться к самой названной здесь вещи .
Ясная и содержательная задача. Только никакая историография еще не даст нам почувствовать, что такое сама по себе метафизика, если мы заранее уже этого не знаем. Без такого знания все сведения из истории философии остаются для нас немы. Мы знакомимся с мнениями о метафизике, а не с ней самой. Так что и этот оставшийся напоследок путь ведет в тупик. Хуже того, он таит в себе самый большой обман, постоянно создавая иллюзию, будто историографические сведения позволяют нам знать, понимать, иметь то, что мы ищем.
§ 2. Определение философии из нее самой по путеводной нити изречения Новалиса
a) Ускользание метафизики (философствования) как человеческого дела в темноту существа человека
Итак, во всех этих обходных попытках характеристики метафизики мы в последний раз провалились. Неужто мы ничего взамен не приобрели? И нет, и да. Приобрели мы не определение или что-то вроде того. Приобрели мы, пожалуй, важное и, может быть, сущностное понимание своеобразия метафизики: того, что мы сами перед ней увиливаем, ускользаем от нее как таковой и встаем на окольные пути; и что нет другого выбора, кроме как раскрыться самим и увидеть метафизику в лицо , чтобы не терять ее снова из виду.
Но как возможно потерять из виду что-то, что мы даже еще и не уловили взором? Как это так: метафизика от нас ускользает, когда мы даже не в состоянии последовать за ней туда, куда она, ускользая, нас тянет? Вправду ли мы не можем видеть, куда она ускользает, или просто отшатываемся в испуге от специфического напряжения, требующегося для прямого схватывания метафизики?
Наш негативный результат гласит: философию нельзя уловить и определить окольным путем и в качестве чего-то другого, чем она сама. Она требует, чтобы мы смотрели не в сторону от нее, но добывали ее из нее самой. Она сама – что же мы все-таки о ней знаем, что она и как она? Она сама есть только когда мы философствуем. Философия есть философствование . Это как будто бы очень мало что нам сообщает. Но просто повторяя, казалось бы, одно и то же, мы выговариваем тут большую правду. Указано направление, в котором нам надо искать, и заодно направление, в каком от нас ускользает метафизика.
Метафизика как философствование, как наше собственное, как человеческое дело – как и куда прикажете ускользать от нас метафизике как философствованию, как нашему собственному, как человеческому делу, когда мы сами же люди и есть? Однако знаем ли мы, собственно, что такое мы сами? Что есть человек? Венец творения или глухой лабиринт, великое недоразумение и пропасть? Если мы так мало знаем о человеке, как может тогда наше существо не быть нам чужим? Как прикажете философии не тонуть во мраке этого существа? Философия – мы как-то вскользь, пожалуй, знаем – вовсе не заурядное занятие, в котором мы по настроению коротаем время, не просто собрание познаний, которые в любой момент можно добыть из книг; но – мы лишь смутно это чувствуем – нечто нацеленное на целое и предельнейшее, в чем человек выговаривается до последней ясности и ведет последний спор. Ибо зачем нам было иначе сюда приходить? Или мы попали сюда не подумав, потому что другие тоже идут или потому что как раз между пятью и шестью у нас свободный час, когда нет смысла идти домой? Зачем мы здесь? Знаем ли мы, с чем связались?
b) Ностальгия как фундаментальное настроение философствования и вопросы о мире, конечности, отъединенности
Философия – последнее выговаривание и последний спор человека, захватывающие его целиком и постоянно. Но что такое человек, что он философствует в недрах своего существа, и что такое это философствование? Что мы такое при нем? Куда мы стремимся? Не случайно ли мы забрели однажды во вселенную? Новалис говорит в одном фрагменте: «Философия есть, собственно, ностальгия, тяга повсюду быть дома» *. Удивительная дефиниция, романтическая, естественно. Ностальгия – существует ли сегодня вообще такое? Не стала ли она невразумительным словом, даже в повседневной жизни? В самом деле, разве нынешний городской человек, обезьяна цивилизации, не разделался давно уже с ностальгией? А тут еще ностальгия как определение философии! И главное, кого это мы приводим в свидетели о философии? Новалис – все-таки лишь поэт и отнюдь не научный философ. Разве Аристотель не говорит в своей «Метафизике»: polla yeudontai aoidoi **, много лжи сочиняют поэты?
И все же, не затевая спора о правоте и весомости этого свидетеля, вспомним о том одном, что искусство – к нему принадлежит и поэзия – сестра философии и что всякая наука по отношению к философии, возможно, только служанка.
Останемся при своем и спросим: в чем тут дело – философия ностальгия? Новалис сам поясняет: «тяга повсюду быть дома». Подобной тягой философия может быть только когда мы, философствующие, повсюду не дома. По чему тоскует тоска этой тяги? Повсюду быть дома – что это значит? Не только здесь и там, и не просто на каждом месте, на всех подряд, но быть дома повсюду значит: всегда и, главное, в целом. Это«в целом» и его целое мы называем миром. Мы существуем, и пока мы существуем, мы всегда ожидаем чего-то. Нас всегда зовет Нечто как целое. Это «в целом» есть мир. – Мы спрашиваем: что это такое – мир?
Туда, к бытию в целом, тянет нас в нашей ностальгии. Наше бытие есть это притяжение. Мы всегда уже так или иначе направились к этому целому или, лучше, мы на пути к нему. Но «нас тянет» – это значит нас одновременно что-то неким образом тащит назад, мы пребываем в некоей оттягивающей тяготе. Мы на пути к этому «в целом». Мы сами же и есть переход, «ни то, ни другое». Что такое это наше колебание между «ни то – ни то»? Ни одно, ни, равным образом, другое, вечное «пожалуй, и все-таки нет, и однако же». Что такое этот непокой неизменного отказа? Мы называем это конечностью . – Мы спрашиваем: что это такое – конечность?
Конечность не свойство, просто приданное нам, но фундаментальный способ нашего бытия . Если мы хотим стать тем, что мы есть, мы не можем отбросить эту конечность или обмануть себя на ее счет, но должны ее сохранить. Ее соблюдение – сокровеннейший процесс нашего конечного бытия, т. е. нашей сокровеннейшей обращенности к концу. Конечность существует только в истинной обращенности к концу. А в этой последней совершается в конечном итоге уединение человека до его неповторимого присутствия. Смысл уединения не в том, что человек упорствует в своем тщедушном и маленьком Я, раздувающемся в замахе на ту или иную мнимость, которую считает миром. Такое уединение есть, наоборот, то одиночество , в котором каждый человек только и достигает близости к существу всех вещей, к миру. Что такое это одиночество , в котором человек всегда будет оказываться словно единственным? – Что это такое – уединение ?
Что это такое вместе: мир, конечность, уединение? Что тут с нами происходит? Что такое человек, что с ним в основании его существа совершается такое? Не есть ли то, что мы знаем о человеке, – животное, шут цивилизации, хранитель культуры, даже личность, – не есть ли все это в нем только тень чего-то совсем другого, того, что мы именуем присутствием (Dasein)? Философия, метафизика есть ностальгия, стремление быть повсюду дома, потребность – не слепая и растерянная, но пробуждающаяся в нас и побуждающая именно к таким вопросам в их единстве, какие мы только что ставили: что такое мир, конечность, уединение? Каждый подобный вопрос нацелен на целое. Нам мало знакомства с подобными вопросами, решающим оказывается то, действительно ли мы задаемся ими, имеем ли силу пронести их через всю нашу экзистенцию. Мало неуверенно и шатко плестись в хвосте уэтих вопросов; нет, эта тяга быть повсюду дома есть одновременно искание ходов, открывающих подобным вопросам верный путь. Для этого нужен еще и молот понимания, таких понятий, которые способны пробить подобный путь. Это – понимание и понятия исконного рода. Метафизические понятия для внутренне равнодушной и необязывающей остроты научного ума остаются вечно на замке. Метафизические понятия совсем не то, что можно было бы выучить, повторять за учителем или человеком, именующим себя философом, и применять на практике.
А главное, мы никогда не схватим эти понятия в их понятийной строгости, если заранее не захвачены тем, что они призваны охватить. Этой захваченности, ее пробуждению и насаждению служит главное усилие философствования. Но всякая захваченность исходит из настроения и пребывает в таковом. Поскольку понимание и философствование не рядовое занятие в числе других, но совершается в основании человеческого бытия, то настроения, из которых вырастают философская захваченность и хватка философских понятий, с необходимостью и всегда суть основные настроения нашего бытия, такие, которые постоянно и сущностно пронизывают своей мелодией человека, хотя он совсем не обязательно должен всегда и распознавать их как таковые. Философия осуществляется всегда в некоем фундаментальном настроении . Философское схватывание коренится в захваченности, а эта последняя – в фундаментальном настроении. Не о том ли думает в конечном счете Новалис , называя философию ностальгией? Тогда, может быть, изречение поэта никоим образом не лживо, стоит только добраться до его сути.
Но опять же все, что нами здесь добыто, конечно, никакое не определение метафизики, а чуть ли не наоборот. Мы видели: в наших начальных попытках характеристики метафизики мы на наших кружных путях снова и снова оказывались отброшены назад и принуждены к пониманию метафизики из нее же самой. Она от нас все время ускользала. Но куда она нас за собой влекла? Метафизика влекла и влечет нас назад, в темноту человеческого существа. Наш вопрос: что такое метафизика? превратился в вопрос: что такое человек?
На него мы, разумеется, тоже не получили никакого ответа. Напротив, сам человек стал для нас загадочнее. Мы снова спрашиваем: что такое человек? Переходное звено, вектор, буря, проносящаяся по планете, возвращение богов или надругательство над ними? Мы этого не знаем. Но мы видели, что в этом загадочном существе происходит событие философии.
Мартин Хамйдеггер (нем. Martin Heidegger, 26 сентября 1889 -- 26 мая 1976) -- немецкий философ. Создал учение о Бытии как об основопологающей и неопределимой, но всем причастной стихии мироздания. Зов Бытия можно услышать на путях очищения личностного существования от обезличивающих иллюзий повседневности (ранний период) или на путях постижения сущности языка (поздний период). Известен также своеобразной поэтичностью своих текстов и использованием диалектного немецкого языка в серьёзных трудах.
Философия Хайдеггера заново ставит вопрос о смысле бытия. Опираясь на феноменологический метод (Гуссерль), Хайдеггер последовательно проводит различие сущего и бытия, онтического и онтологического способа подхода к миру. Как философ Хайдеггер сформировался под влиянием своего учителя Гуссерля. Разрабатывая его идеи, ранний Хайдеггер развил некоторые мысли, которые в дальнейшем вдохновили Сартра на создание экзистенциализма. Однако сам Хайдеггер к этому направлению не примкнул, а вместо этого, находясь целиком в "лаборатории" Гуссерля, приступил к созданию т. н. фундаментальной онтологии. Развитием ее он занимался до конца своих дней.
§ 1. Несравнимость философии бытие религия философствование
а) Философия ни наука, ни мировоззренческая проповедь
Наш курс объявлен под названием "Основные понятия метафизики".
Это название мало о чем дает догадаться, при том что по своей форме оно совершенно ясно. Оно как будто бы похоже на другие названия курсов: первоначала зоологии, основные положения лингвистики, очерк истории реформации и подобное. Мы понимаем: перед нами отчетливо очерченная дисциплина, именуемая "метафизикой". Дело идет теперь о том, чтобы в рамках одного семестра представить, опуская многочисленные подробности, ее важнейшие понятия. Поскольку метафизика -- центральное учение всей философии, то разбор ее основных черт превращается в сжатое изложение главного содержания философии. Раз философия по отношению к так называемым частным наукам есть наука общего характера, наши занятия благодаря ей обретут должную широту и закругленность. <...>
А что если разговоры о метафизике как надежно очерченном разделе философских знаний -- предрассудок, и философия как преподаваемая и изучаемая наука видимость?
Впрочем какая надобность ещё и специально констатировать подобные вещи? Всякий и так давно знает, что в философии, тем более в метафизике, все шатко, несчетные разные концепции, позиции и школы сталкиваются и раздирают друг друга, сомнительная сумятица мнений в сравнении с однозначными истинами и достижениями, с выверенными, как говорится, результатами наук. Вот где источник всех бед. Философия, а прежде всего, именно метафизика, просто пока еще не достигла зрелости науки. Она движется на каком-то отсталом этапе. Что она пытается сделать со времен Декарта, с начала Нового времени, подняться до ранга науки, ей пока не удалось. Так что нам надо просто все силы положить на то, чтобы она в один прекрасный день достигла успеха. Когда-нибудь она твердо встанет на ноги и пойдет выверенным путем науки на благо человечества. Тогда мы узнаем, что такое философия.
Или все надежды на философию как абсолютную науку одно суеверие? Скажем, не только потому, что одиночка или отдельная школа никогда не достигнут этой цели, но и потому что сама постановка такой цели принципиальный промах и непризнание глубочайшего существа философии. Философия как абсолютная наука -- высокий непревосходимый идеал. Так кажется. И все-таки, возможно, измерение ценности философии идеей науки есть уже фатальнейшее принижение ее подлинейшего существа.
Если, однако, философия вообще и в принципе не наука, к чему она тогда, на что она тогда еще имеет право в кругу университетских наук? Не оказывается ли тогда философия просто проповедью некоего мировоззрения? А мировоззрение? Что оно такое, как не личное убеждение отдельного мыслителя, приведенное в систему и на некоторое время сплачивающее горстку приверженцев, которые вскоре сами построят свои системы? Не обстоит ли тогда дело с философией, словно на какой-то большой ярмарке?
В конечном счете истолкование философии как мировоззренческой проповеди ничуть не меньшее заблуждение, чем ее характеристика как науки.
Философия (метафизика) ни наука, ни мировоззренческая проповедь. Что в таком случае остается на ее долю? Для начала мы делаем лишь то негативное заявление, что в подобные рамки ее не вгонишь. Может быть, она не поддается определению через что-то другое, а только через саму себя и в качестве самой себя вне сравнения с чем-либо, из чего можно было бы добыть ее позитивное определение. В таком случае философия есть нечто самостоятельное, последнее.
б) К сущностному определению философии не ведет окольный путь сравнения с искусством и религией.
Философия вообще не сравнима ни с чем другим? Может быть, все-таки сравнима, пускай лишь негативно, с искусством и с религией, под которой мы понимаем нецерковную систему. Почему же тогда нельзя было точно так же сравнить философию с наукой? Но ведь мы не сравнивали философию с наукой, мы хотели определить ее как науку. Тем более не собираемся мы определять философию как искусство и как религию. При всем том сравнение философии с наукой есть неоправданное снижение ее существа, а сравнение с искусством и религией, напротив, оправданное и необходимое приравнивание по существу. Равенство, однако, не означает здесь одинаковости.
Стало быть, мы сумеем обходным путем через искусство и религию уловить философию в ее существе? Но не говоря даже о всех трудностях, которые сулит этот путь, мы посредством новых сравнений опять не схватим существо философии сколь ни близко соседствуют с ней религия и искусство, если прежде уже не увидим это существо в лицо. Ведь только тогда мы сумеем отличить от него искусство и религию.
Так что и здесь нам дорога закрыта, хотя на нашем пути нам встретится и то, и другое, искусство и религия.
Опять и опять во всех подобных попытках постичь философию путем сравнения мы оказываемся отброшены назад. Обнаруживается: все эти пути, по существу, никуда не ведущие окольные пути. Постоянно отбрасываемые назад с нашим вопросом, что такое философия, что такое метафизика сама по себе, мы оказываемся загнаны в тесноту. На каком опыте нам узнать, что такое сама по себе философия, если нам приходится отказаться от всякого окольного пути?
с) Подход к сущностному определению философии путем историографической ориентировки как иллюзия.
Остается последний выход: осведомиться у истории. Философия если таковая существует возникла все-таки не вчера. Делается даже странно, почему мы сразу не направились этим путем, через историю, вместо того чтобы мучить себя бесполезными вопросами. Сориентировавшись при помощи историографии, мы сразу же получим разъяснения относительно метафизики. Мы можем спросить о трех вещах:
- 1. Откуда идет слово "метафизика" и каково его ближайшее значение? Нам предстанет удивительная история удивительного слова.
- 2. Мы сможем, оперевшись на простое словесное значение, проникнуть в то, что определяется как метафизика. Мы познакомимся с одной из философских дисциплин.
- 3. Наконец, через это определение мы сумеем пробиться к самой названной цели.
Ясная и содержательная задача. Только никакая историография еще не даст нам почувствовать, что такое сама по себе метафизика, если мы заранее уже этого не знаем. Без такого знания все сведения из истории философии остаются для нас немы. Мы знакомимся с мнениями о метафизике, а не с ней самой. Так что и этот оставшийся напоследок путь ведет в тупик. Хуже того, он таит в себе самый большой обман, постоянно создавая иллюзию, будто историографические сведения позволяют нам знать, понимать, иметь то, что мы ищем.
Источник: Хайдеггер М. Основные понятия метафизики // Вопросы философии. 1989. № 9. С. 116-122.
1. Несравнимость философии
а) Философия ни наука, ни мировоззренческая проповедь
Наш курс объявлен под названием "Основные понятия метафизики".
Это название мало о чем дает догадаться, при том что по своей форме оно совершенно ясно. Оно как будто бы похоже на другие названия куров: первоначала зоологии, основные положения лингвистики, очерк истории реформации и подобное. Мы понимаем: перед нами отчетливо очерченная дисциплина, именуемая метафизикой . Дело идет теперь о том, чтобы в рамках одного семестра представить опуская многочисленные подробности ее важнейшие понятия. Поскольку же метафизика центральное учение всей философии, то разбор ее основных черт превращается в сжатое изложение главное содержание философии. Раз философия по отношению к так называемым частным наукам есть наука общего характера, наши занятия благодаря ей обретут должную широту и закругленность. Все в полном порядке и университетская фабрика может начинать.
Да она давно уже и начала, и работать так ходко, что некоторые даже начинают чуять в ее гонке какую-то опустошенность и потерянность. Может быть, что-то сломалось в самих недрах механизма? Неужели его удерживают от развала уже только навязчивость и банальность организации и сложившегося уклада? Неужели в глубине всего этого занятия засели фальшь и тайное отчаяние? А что если разговоры о метафизике как надежно очерченном разделе философских знаний предрассудок, и философия как преподаваемая и изучаемая наука видимость?
Впрочем какая надобность еще и специально констатировать подобные вещи? Всякий и так давно знает, что в философии, тем более в метафизике, все шатко, несчетные разные концепции, позиции и школы сталкиваются и раздирают друг друга сомнительная сумятица мнений в сравнении с однозначными истинами и достижениями, с выверенными, как говорится, результатами наук. Вот где источник всех бед. Философия, а прежде всего именно метафизика, просто пока еще не достигла зрелости науки. Она движется на каком-то отсталом этапе. Что она пытается сделать со времен Д е к а р т а, с начала Нового времени, подняться до ранга науки, ей пока не удалось. Так что нам надо просто все силы положить на то, чтобы она в один прекрасный день достигла успеха. Когда-нибудь она твердо встанет на ноги и пойдет выверенным путем науки на благо человечества. Тогда мы узнаем, что такое философия.
Или все надежды на философию как абсолютную науку одно суеверие? Скажем, не только потому, что одиночка или отдельная школа никогда не достигнут этой цели, но и потому, что одиночка или отдельная школа никогда не достигнут этой цели, но и потому, что сама постановка такой цели принципиальный промах и непризнание глубочайшего существа философии. Философия как абсолютная наука высокий непревосходимый идеал. Так кажется. И все-таки, возможно, измерение ценности философии идеей науки есть уже фатальнейшее принижение ее подлинейшего существа.
Если, однако, философия вообще и в принципе не наука, к чему она тогда, на что она тогда еще имеет право в кругу университетских наук? Не оказывается ли тогда философия просто проповедью некоего мировоззрения? А мировоззрение? Что оно такое, как не личное убеждение отдельного мыслителя, приведенное в систему и на некоторое время сплачивающее горстку приверженцев, которые вскоре сами построят свои системы? Не обстоит ли тогда дело с философией, словно на какой-то большой ярмарке?
В конечном счете истолкование философии как мировоззренческой проповеди ничуть не меньшее заблуждение, чем ее характеристика как науки.
Философия (метафизика) ни наука, ни мировоззренческая проповедь. Что в таком случае остается на ее долю? Для начала мы делаем лишь то негативное заявление, что в подобные рамки ее не вгонишь. Может быть, она не поддается определению через что-то другое, а только через саму себя и в качестве самой себя вне сравнения с чем-либо, из чего можно было бы добыть ее позитивное определение. В таком случае философия есть нечто самостоятельное, последнее.
б) К сущностному определению философии не ведет окольный путь сравнения
с искусством и религией
Философия вообще не сравнима ни с чем другим? Может быть, все-таки сравнима, пускай лишь негативно, с искусством и с религией, под которой мы понимаем нецерковную систему. Почему же тогда нельзя было точно так же сравнить философию с наукой? Но ведь мы не сравнивали философию с наукой, мы хотели определить ее как науку. Тем более не собираемся мы определять философию как искусство и как религию. При всем том сравнение философии с наукой есть неоправданное снижение ее существа, а сравнение с искусством и религией, напротив, оправданное и необходимое приравнивание по существу. Равенство, однако, не означает здесь одинаковости.
Стало быть, мы сумеем обходным путем через искусство и религию уловить философию в ее существе? Но не говоря даже о всех трудностях, которые сулит этот путь, мы посредством новых сравнений опять не схватим существо философии и сколь ни близко соседствуют с ней религия и искусство, если прежде уже не увидим это существо в лицо. Ведь только тогда мы сумеем отличить от него искусство и религию.
Так что и здесь нам дорога закрыта, хотя на нашем пути нам встретится и то, и другое, искусство и религия.
Опять и опять во всех подобных попытках постичь философию путем сравнения мы оказываемся отброшены назад. Обнаруживается: все эти пути, по существу никуда не ведущие окольные пути. Постоянно отбрасываемые назад с нашим вопросом, что такое философия, что такое метафизика сама по себе, мы оказываемся загнаны в тесноту. На каком опыте нам узнать, что такое сама по себе философия, если нам приходится отказаться от всякого окольного пути?
с) Подход к сущностному определению философии
путем историографической ориентировки как иллюзия
Остается последний выход: осведомиться у истории. Философия если таковая существует возникла все-таки не вчера. Делается даже странно, почему мы сразу не направились этим путем, через историю, вместо того чтобы мучить себя бесполезными вопросами. Сориентировавшись при помощи историографии, мы сразу же получим разъяснения относительно метафизики. Мы можем спросить о трех вещах:
1. Откуда идет слово метафизика и каково его ближайшее значение? Нам предстанет удивительная история удивительного слова.
2. Мы сможем, оперевшись на простое словесное значение, проникнуть в то, что определяется как метафизика. Мы познакомимся с одной из философских дисциплин.
3. Наконец, через это определение мы сумеем пробиться к самой названной цели.
Ясная и содержательная задача. Только никакая историография еще не даст нам почувствовать, что такое сама по себе метафизика, если мы заранее уже этого не знаем. Без такого знания все сведения из истории философии остаются для нас немы. Мы знакомимся с мнениями о метафизике, а не с ней самой. Так что и этот оставшийся напоследок путь ведет в тупик. Хуже того, он таит в себе самый большой обман, постоянно создавая иллюзию, будто историографические сведения позволяют нам знать, понимать, иметь то, что мы ищем.
Annotation
Текст одного из наиболее значительных трудов Мартина Хайдеггера впервые предлагается русскому читателю в полном объеме. Вступительная его часть была опубликована в 1989 году в журнале «Вопросы философии» в совместном переводе В. В. Бибихина и А. В. Ахутина и уже тогда вызвала огромный и совершенно оправданный интерес. Теперь проблемы, которые в начальных главах были только поставлены великим немецким философом, получают подробное рассмотрение и развитие.
Книга возникла на основе лекционного курса, прочитанного Хайдеггером во Фрайбурге в зимнем семестре 1929-30 гг., т. е. в непосредственной связи с тематикой «Бытия и времени основополагающего труда раннего периода его философствования, и представляет особый интерес в двоякой связи. С одной стороны, она содержит развернутый анализ скуки как основополагающего настроения современности; с другой, предлагает столь же детальное определение сущности организма и жизни - в «Бытии и времени» эта проблематика была лишь обозначена Хайдеггером. Перевод книги выполнен А. П. Шурбелевым в постоянном сотрудничестве с А. В. Ахутиным. Ранее опубликованная вступительная часть, над которой работал покойный В. В. Бибихин была оставлена издательством без изменений и принята в качестве ориентира и образца для завершения начатого им труда.
DIE GRUNDBEGRIFFE DER METAPHYSIK
ПРЕДВАРИТЕЛЬНОЕ РАССМОТРЕНИЕ
ГЛАВА ПЕРВАЯ 1. ОБХОДНЫЕ ПУТИ К ОПРЕДЕЛЕНИЮ СУЩЕСТВА ФИЛОСОФИИ (МЕТАФИЗИКИ) И НЕОБХОДИМОСТЬ УВИДЕТЬ МЕТАФИЗИКУ В ЛИЦО
§ 1. Несравнимость философии
а) Философия - ни наука, ни мировоззренческая проповедь
b) К сущностному определению философии не ведет окольный путь сравнения с искусством и религией
с) Подход к сущностному определению философии путем историографической ориентировки как иллюзия
§ 2. Определение философии из нее самой по путеводной нити изречения Новалиса
а) Ускользание метафизики (философствования) как человеческого дела в темноту существа человека
b) Ностальгия как фундаментальное настроение философствования и вопросы о мире, конечности, отъединенности
§ 3. Метафизическое мышление как мышление в предельных понятиях, охватывающих целое и захватывающих экзистенцию
ГЛАВА ВТОРАЯ. ДВУСМЫСЛЕННОСТЬ В СУЩЕСТВЕ ФИЛОСОФИИ (МЕТАФИЗИКИ)
§ 4. Двусмысленность в философствовании вообще: неуверенность, является или нет философия наукой и мировоззренческой проповедью
§ 5. Двусмысленность в нашем философствовании здесь и теперь в позиции слушателей и преподавателя
§ 6. Истина философии и ее двусмысленность
а) Выдавание себя философией за нечто всех касающееся и всем доступное
b) Выдавание себя философией за предельное и высшее
α) Философская истина под видом абсолютно достоверной истины
β) Пустота и необязательность аргумента о формальном противоречии. Укорененность философской истины в судьбе человеческого вот-бытия
γ) Двусмысленность критической установки у Декарта и в новоевропейской философии
§ 7. Борьба философствования против непреодолимой двусмысленности своего существа. Самостояние философствования как основное событие внутри нашего вот-бытия
ГЛАВА ТРЕТЬЯ 3. ОПРАВДАНИЕ ХАРАКТЕРИСТИКИ ПРЕДЕЛЬНЫХ ВОПРОСОВ О МИРЕ, КОНЕЧНОСТИ, УЕДИНЕНИИ КАК МЕТАФИЗИКИ. ВОЗНИКНОВЕНИЕ И ИСТОРИЧЕСКИЕ СУДЬБЫ СЛОВА «МЕТАФИЗИКА»
§ 8. Слово «метафизика». Значение φυσικά
а) Прояснение слова «фюсика». «Фюсис» как самообразующееся владычество сущего в целом
b) «Логос» как извлечение владычества сущего в целом из утаенности
с) «Логос» как сказывание неутаенного (άληθέα). «Алетейа» (истина) как добыча, которую надлежит вырвать у утаенности
d) Два значения «фюсис»
α) Двойственность основного значения «фюсис»: владычество в его властвовании. Первое значение «фюсис»: φύσει οντα, как понятие особой сферы сущего (в противоположность τέχνη οντα)
β) Второе значение «фюсис»: властвование как таковое, как существо и внутренний закон вещи
§ 9. Два значения «фюсис» у Аристотеля. Вопрос о сущем в целом и вопрос о существе (бытии) сущего как двойное направление постановки вопросов πρώτη φιλοσοφία («первой философии»)
§ 10. Образование школьных дисциплин - логики, физики, этики - как распад подлинного философствования
§ 11. Превращение технического значения приставки «мета» в слове «метафизика» в содержательное
а) Техническое значение «мета»: после (post).
§ 12. Внутренние пороки традиционного понятия метафизики
а) Овнешнение традиционного понятия метафизики: метафизическое (Бог, бессмертная душа) как наличное, хотя и высшее сущее
b) Запутанность традиционного понятия метафизики: сцепление двухфазных видов внеположности («мета») сверхчувственно сущего и нечувственных бытийных характеристик сущего
с) Беспроблемность традиционного понятия метафизики
§ 13. Понятие метафизики у Фомы Аквинского как историческое свидетельство трех моментов традиционного понятия метафизики
§ 14. Понятие метафизики Франсиско Суареса и основные черты новоевропейской метафизики
§ 15. Метафизика как имя основной проблемы самой метафизики. Результат предварительного рассмотрения и требование начать заниматься метафизикой изнутри захваченности метафизическим вопрошанием
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ 29. ПРОБУЖДЕНИЕ ФУНДАМЕНТАЛЬНОГО НАСТРОЕНИЯ НАШЕГО ФИЛОСОФСТВОВАНИЯ
ГЛАВА ПЕРВАЯ. ЗАДАЧА ПРОБУЖДЕНИЯ ФУНДАМЕНТАЛЬНОГО НАСТРОЕНИЯ И УВЕДОМЛЕНИЕ О СКРЫТОМ ФУНДАМЕНТАЛЬНОМ НАСТРОЕНИИ НАШЕГО СЕГОДНЯШНЕГО ВОТ-БЫТИЯ
§ 16. Предварительная договоренность о смысле пробуждения фундаментального настроения
а) Пробуждение: не констатация наличного, но давание спящему возможности стать бодрствующим
b) При-сутствие и не-присутствие настроения не уловимо через различение осознания и бессознательности
с) При-сутствие и не-при-сутствие настроения на основании бытия человека как вот-бытия и от-бытия (бытия-отсутствующим)
§17. Предварительная характеристика феномена настроения: настроение как основной способ (мелодия) вот-бытия; как то, что наделяет вот-бытие постоянством и возможностью. Пробуждение настроения как схватывание вот-бытия как вот-бытия
§18. Удостоверение нашего сегодняшнего положения и господствующего в нем фундаментального настроения как предпосылка пробуждения этого настроения
а) Четыре толкования нашего сегодняшнего положения: противоположность жизни (души) и духа у Освальда Шпенглера, Людвига Клагеса, Макса Шелера, Леопольда Циглера
b) Основная ницшевская противоположность между дионисийским и аполлоническим как источник четырех толкований нашего сегодняшнего положения
с) Глубокая тягостная скука (die Langeweile) как сокрытое фундаментальное настроение культурно-философских толкований нашего положения
ГЛАВА ВТОРАЯ. ПЕРВАЯ ФОРМА ТЯГОСТНОЙ СКУКИ: ПОСКУЧНЕНИЕ ОТ ЧЕГО-ЛИБО
§ 19. Спорность тягостной скуки. Пробуждение этого фундаментального настроения как давание-быть-бодрствующим, как предохранение от усыпления
§ 20. Фундаментальное настроение тягостной скуки, ее отношение ко времени и три метафизических вопроса о мире, конечности, отъединенности
§21. Интерпретация скуки из скучного. Скучное как удерживающее и оставляющее пустым. Сомнительность трех обычных схем толкования: отношение причины-следствия, внутри-душевное, перенос
§ 22. Методическое наставление для истолкования поскучнения (Gelangweiltwerden): избегание установки на анализ скуки как данного в сознании; сохранение непосредственности повседневного вот-бытия: толкование скуки из времяпрепровождения как непосредственного к ней отношения
§ 23. Поскучнение и времяпрепровождение
а) Коротание времени как подгоняющее время изгнание скуки
b) Коротание времени и смотрение-на-часы. Поскучнение как парализующая озадаченность медленным течением времени
Рак
