по курсу «Философия»

«Философская и научная картина мира»

В начале XIX в. природа представлялась закономерным ходом событий в пространстве и во времени, при описании которого можно было так или иначе (практически или теоретически) абстрагироваться от воздействия человека на предмет познания. Поэтому у Ленина были основания в работе «Материализм и эмпириокритицизм» (1909) настаивать на том, что объективная реальность «отображается нашими ощущениями, существуя независимо от них».

Однако акцент, сделанный Э. Махом и Р. Авенариусом на взаимосвязи материи и сознания, при всей некорректности их выводов был отнюдь не бесполезен в методологическом плане. Их усиленное внимание к взаимосвязи материи и сознания, объекта познания и познавательных усилий, а также средств исследования не снимало «с повестки дня» тему первичности материи. Оно указывало лишь на сложность решения этой задачи в процессе познания. Из сути самих научных проблем вытекали новые требования к научной методологии в начале XX в.

Признание материальности мира и объективного существования предметов и явлений действительности, несмотря на трудности в изучении микромира.

Необходимость определения степени независимости предмета исследования от субъекта познания при очевидной взаимосвязи обеих сторон.

Учет характера и степени воздействия субъекта на содержание объективных процессов.

Изображение действительности в гносеологическом плане из одномерного превращалось в двух- или даже трехмерное. Существенно менялась методологическая ориентация новой науки. Научная революция привела к методологической революции.

Философские труды Ленина выполнили первую часть работы и были важны в мировоззренческом плане, но не достигли методологического уровня проблемы, да и не ставили такой задачи.

Их главная цель была - отстоять материализм. Следующий этап требовал специального методологического исследования, условия для которого в начале XX в. еще не созрели. Но именно позитивизм, провозгласивший себя «философией науки», принял эстафету методологических поисков в сфере естественных наук. Здесь оказались уже недостаточными (хотя и необходимыми) укрепленные Лениным «великие» истины материализма. Главный вопрос состоял уже не столько в том, существует ли материя и первична ли она. Актуальным стало другое - как доказать объективность микромира, пространственно-временных отношений, оказавшихся относительными, зависящими от позиции наблюдателя (выбора системы отсчета)? Как подтвердить объективное существование ненаблюдаемого электрона, тем более что он ведет себя столь странным образом: обнаруживая свойства то частицы, то волны?

Лишь спустя 50 лет после этого волнующего периода в истории науки физики почти точно знали," что электрон и электромагнитное поле - это не просто красивые формулы, что изменение пространства и времени в зависимости от скорости движения тела по отношению к наблюдателю и т.д.- не призрачные фантомы человеческого восприятия реальности. Все это факты, в значительной степени независящие от наблюдателя, шире - от субъекта познания. И все же мы вынуждены допускать эту оговорку - почти зная, что электрон невозможно «поймать», идентифицировать абсолютно объективно, независимо от прибора (а следовательно, и наблюдателя, связанного с ним). Словом, физике удалось с большей или меньшей достоверностью установить объективность существования электрона, объективность пространственно-временного интервала в теории относительности и т.д. Но как зыбки эти опоры нашего знания, опирающиеся на слова вроде в «конечном счете» и «почти»... Даже сейчас. А тогда, в начале века?.. Тогда впереди было еще много лет, отведенных историей на то, чтобы рассеять сомнения. Что было совершенно ясным, не подлежащим сомнению философу Ленину, сумевшему с позиций материализма заглянуть в будущее электрона и других микрочастиц, представлялось весьма проблематичным для физики.

Позднее, когда это смутное предвосхищение особенностей науки XX в., ее отличия от классической стало очевидностью, Э. Шредингер по этому поводу написал: «Классическая физика представляет тот вид стремления к познанию природы, при котором мы стараемся заключить об объективных процессах, по существу исходя из наших ощущений; поэтому мы отказываемся здесь от учета влияний, которые оказывают все наблюдения на наблюдаемый объект... Квантовая механика, наоборот, покупает возможность рассмотрения атомных процессов путем частичного отказа от их описания в пространстве и времени и их объективирования».

Порвав с традициями классической, квантовая механика открыла новую эру в методологии научного познания. Квантовая механика действительно дала новую систему отсчета для понимания всех событий, протекающих в мире, включая и само его возникновение в том виде, с которым связана наша жизнь. Реальность теперь не могла быть безусловно независимой от наблюдателя. Нет ничего удивительного в том, что это интерпретировалось как очевидная зависимость исследуемой системы от наблюдателя. Конечно, не обошлось и без некоторых крайностей, представляющих ситуацию таким образом, что «материя» растворяется в новой картине мира, что математические абстракции окончательно заменяют ее.

Представление о том, что квантовая механика имеет дело с «наблюдениями», но не с объектами как таковыми, надо сказать, живо и по сей день. Многие выдающиеся физики и ныне убеждены, что уравнения движения в квантовой механике (и даже в классической) не содержат описания реальности, а являются лишь средствами для исчисления вероятности тех или иных результатов наблюдения.

Ученый, разумеется, должен исходить из того, что объект и его восприятие даже с помощью сложнейших приборов неразрывно связаны между собой. Нельзя заведомо, до полного завершения исследования сказать, что именно объективного и что субъективного есть в понимании явлений, что зависит от сознания и что не зависит от него. Реальность, с которой сталкивается он в методологическом контексте (т.е. имея дело не с готовым, сформировавшимся знанием, ас движением познания к новому), представляет собой неразрывную связь, единство объективного и субъективного. Задача ученого в том и состоит, чтобы в ходе дальнейших исследований по возможности разделить две стороны процесса познания, установить более точную форму зависимости между ними.

Чем конкретно занят человек, пытаясь убедиться в объективном существовании того или иного предмета? Он занят, говоря методологическим языком, «элиминацией» субъекта из его знания и опыта, т.е. исключением всего, что является субъективным, что подвержено влиянию личности познающего или его воздействию на предмет теми или иными средствами, инструментами или имеющимися у него другими знаниями или даже предрассудками. В научном плане процедура довольно проста: изменяя один из параметров восприятия, наблюдают за тем, как изменяется и изменяется ли предмет. Если меняется, значит, есть зависимость, если нет - значит, нет зависимости. Не будем сейчас углубляться в конкретику. Каждый даже из своего обыденного опыта может извлечь массу примеров проведения подобной процедуры. Для нас важно сейчас понимание главного: что такая элиминация в принципе возможна во многих процессах реального научного познания. А если она в принципе возможна, значит, она и реально осуществима вопреки всем трудностям. Если она не реализуема сейчас, то найдутся средства и методы осуществить ее позднее. Важно также понять, что осуществление этой «операции» по отделению субъективного от объективного является важным условием познаваемости мира. В.И. Аршинов пишет: «Отмечая роль научного эксперимента в решении этих задач, создавая в эксперименте устойчиво воспроизводимые явления и процессы, конструируя приборы для обнаружения, фиксации и измерения их объективных характеристик, исследователь обретает новое качество коммуникативности своей познавательной деятельности. Развитие эксперимента открыло возможность контакта с явлениями и процессами, которые уже не могут быть непосредственно воспринятыми органами чувств человека».

В своем обыденном опыте каждый человек инстинктивно проделывает эту процедуру, можно сказать, ежечасно и даже ежеминутно, руководствуясь своими знаниями об окружающих предметах и контролируя их адекватность, беря в руки интересующие его предметы, рассматривая их через лупу, ударяя молотком и т.д. В научном исследовании дело обстоит, конечно, намного сложнее, чем в быту. Принцип, однако, тот же. Решается все тот же вопрос: что именно зависит (связано, обусловливается) от сознания и что не зависит (не связано, не обусловлено) от состояния нашего сознания? Независимая сторона признается объективной, т.е. первичной (материальной), зависимая - субъективной, вторичной (идеальной).

Опыт всегда противоречив. Это противоречие отнюдь не во всех случаях удается «снять» на уровне ощущений. Мы можем сравнительно легко убедиться в том, что ложка, помещенная в стакан с водой, все же не изгибается, как свидетельствуют наши органы зрения; что кошмарный сон не имеет отношения к реальности; не составляет особого труда, если вы не верите глазам своим, на ощупь убедиться в том, что существует дверь как объективная реальность. Однако, доверяя только чувственным данным, невозможно убедиться, например, в том, что земля круглая или что свет состоит из лучей разного цвета. К. счастью, наука за много веков своего существования выработала такое средство ответить на подобные вопросы, как теория и математический аппарат. Теоретическое знание или математические формулы рассматриваются многими как чисто субъективная сторона познания. Их участие в познавательных процедурах считается еще одним доказательством «присутствия субъекта» или общих «универсалий». Между тем теория, равно как и математика, позволяет человеку выйти за пределы опыта, выявить независимость содержания знания от эмпирических данных, что и служит доказательством объективности. Другая теория обнаруживает границы первой и т.п. Именно теория позволяет нам «снять» противоречия эмпирического опыта, выйти за его пределы с помощью таких абстрактных понятий, как тяготение, сила, ускорение, или математических величин - длина волны, количество массы, энергия и т.п.

В естествознании, таким образом, вывод об объективном существовании того или иного явления и предмета возможен только в результате длительного процесса познания благодаря достаточно длинной цепочке проб и ошибок; в конечном счете только тогда, когда нарушается привычная, устойчивая цепь данных опыта или теоретических рассуждений. Лишь сравнительно недавно завершился (окончательно или нет - покажет будущее) длинный марафон погони за кварками. Около 30 лете момента выдвижения гипотезы физики бились над тем, чтобы она приобрела конкретные очертания и более или менее объективную интерпретацию, когда стало ясно, что многие явления и процессы в микромире (захват, слабое взаимодействие и т.д.) не могут быть объяснены в рамках «классической» теории элементарных частиц.

Таким образом, вовсе не логический вывод из теории или обобщение наблюдений дают доказательство материального существования того или иного объекта, напротив, неудача старой теории, осечка в экспериментах и т.п. свидетельствуют об объективном существовании некоего нового явления. Не соответствие, а противоречие! Какие бы научные, экспериментальные или практические средства мы ни использовали, поскольку единственным субъектом познания является человек, сам он не может выйти за пределы «сознания вообще». Но, как бы то ни было, человечеству в целом под силу решать эту проблему в каждом отдельном случае, а следовательно, и в глобальном смысле.

За свою многовековую историю ученые научились отделять сознание, ощущения, иллюзии и другие проявления духовной деятельности от объективного, независимо от человека существующего мира. И в этом смысле мир мы считаем познаваемым. Слабость позитивизма и некоторых современных методологических концепций в том, что, справедливо указывая на неразрывную взаимосвязь материи и сознания как важнейшую методологическую проблему, они либо весьма негативно, либо скептически отзываются о возможности «выхода» за пределы сознания вообще, а следовательно, сомневаются в правомерности принципиального различения, а тем более противопоставления материи и сознания. Человек не может выйти за пределы своего сознания в абсолютном смысле слова, но способен доказать относительный характер этой зависимости, демонстрируя в каждом отдельном случае существование некоторых вещей, явлений и их свойств, «незапрограммированных сознанием».

Сущностью ʼʼпредпосылочного знанияʼʼ является научная картина мира (НКМ), через которую происходит передача фундаментальных идей, принципов, а также системы ценностей из одной науки в другую. (Там же).

Действительно, современная наука выработала понятие научной картины мира, которая объединяет и объясняет определенный круг явлений и процессов природы (естественнонаучная картина мира), общества (социально-философская картина мира) и человеческого сознания (социально-гуманитарная картина мира).

Термин ʼʼнаучная картина мираʼʼ ввел в научный оборот немецкий ученый Герц, понимавший под НКМ понимал ʼʼвнутренний образ мира, который складывался у ученого в результате исследования внешнего, объективного мира. Если этот образ адекватно отражает реальные процессы, то и принципы и законы НКМ должны соответствовать объективным закономерностям внешнего мира.

Как писал Ф. Энгельс, ʼʼфилософия каждой эпохи располагает в качестве предпосылки определенным мыслительным материалом, который передан ей предшественникамиʼʼ. Однако в НКМ входят в качестве предпосылки мыслительного материала не только философские, т.е. социально-гуманитарные, но и естественно-научные знания, огромный мыслительный пласт эпохи, а также и глубоко индивидуальные, личные впечатления и ощущения, составляющие субъективный мир ученого, философа, писателя и т.д. В связи с этим А. Эйнштейн заметил, что человек стремится каким-то адекватным способом создать себе простую и ясную картину мира для того, чтобы в известной степени заменить этот мир созданной таким образом картинои̌. Этим занимается художник, поэт, теоретизирующий философ и естествоиспытатель, каждый по-своему. На эту картину и её формирование человек переносит центр тяжести своей духовной жизни, чтобы в ней обрести покой и уверенность, которые он не может найти в чересчур тесном головокружительном круговороте собственной жизни.

Действительно, НКМ во многом определяет жизненный путь человека, представляет собой высочайшую научную ценность и даже идеал индивида, на который он всегда вынужден равняться и которому во всем должен следовать. НКМ, особенно в социально-гуманитарном знании, в конечном счете, определяет и личность ученого, художника и поэта, и исторический этап духовного производства.

В социально-гуманитарном знании НКМ, таким образом, носит личностный характер.
Размещено на реф.рф
В ней отражаются, безусловно, и свидетельства субъективного повседневного опыта, и научные представления физики, химии, астрономии, и весь духовный, культурно-исторический пласт, который человек воспринял, переработал и воплотил в своем творчестве, жизни, в деятельности, ибо человек связан с культурой, культурными ценностями самыми тесными узами. Он (человек) вступает во взаимодействие с культурой с трех сторон˸ во-первых, человек усваивает культуру, прошлый культурный опыт (культурную картину мира), являясь объектом культурного воздействия. Это эпоха ʼʼученичестваʼʼ, время накопления знаний. Во вторую очередь, человек активно действует в культурной среде как носитель и выразитель культурных ценностей, в основном ᴇᴦο роль пока ещё сводится к потреблению прошлых ценностей. Третий аспект заключается в том, что человек создает культуру, новые культурные ценности, творит собственную культурную картину мира, будучи полноправным субъектом культурного творчества.

Люди всегда стремились сделать для себя понятным тот мир, в котором они живут. Это им необходимо, чтобы чувствовать себя безопасно и комфортно в собственной среде обитания, уметь предвидеть наступление различных событий с целью использования благоприятных из них и избежания неблагоприятных, либо сведения к минимуму их отрицательных последствий. Познание мира объективно требовало осмысления места в нем человека, особого отношения людей ко всему происходящему в соответствии с их целями, потребностями и интересами, тем или иным пониманием смысла жизни. У человека, таким образом, существует потребность в создании целостной картины внешнего мира, делающей этот мир понятным и объяснимым. При этом в зрелых обществах она выстраивалась на основе философских, естественнонаучных и религиозных знаний и представлений об окружающем мире, фиксировалась в различного рода теориях.

Та или иная картина мира составляет один из элементов мировоззрения, способствует выработке более или менее целостного понимания людьми мира и самих себя.

Мировоззрение – это совокупность взглядов, оценок, норм, установок, принципов, определяющих самое общее видение и понимание мира, места в нем человека, выраженных в жизненной позиции, программках поведения и действиях людей. В мировоззрении в обобщенном виде представлены познавательная, ценностная и поведенческая подсистемы субъекта в их взаимосвязи.

Выделим в структуре мировоззрения наиболее важные элементы.

1. Особое место в мировоззрении занимают знания и именно обобщенные знания – повседневные или жизненно-практические, а также теоретические. В этом плане основу мировоззрения всегда составляет та или иная картина мира: или обыденно-практическая, или сформированная на основе теории.

2. Знания никогда не заполняют собой всего поля мировоззрения. Поэтому кроме знаний о мире в мировоззрении осмысливается также уклад и содержание человеческой жизни, идеалы, выражаются определенные системы ценностей (о добре и зле, человеке и обществе, государствe и политике и др.), получают одобрение (осуждение) те или иные способы жизни, поведения и общения.

3. Важным элементом мировоззрения выступают нормы и принципы жизни. Они позволяют человеку ценностно ориентироваться в материальной и духовной культуре общества, осознавать смысл жизни и выбиратъ жизненный путь.

4. Мировоззрение личности и общественное мировоззрение содержат в себе не только уже переосмысленную совокупность знаний, тесно сопряженную с чувствами, волей, нормами, принципами и ценностями, с дифференциацией на хорошее и плохое, нужное или ненужное, ценное, менее ценное или вовсе не ценное, но и, что особенно важно, позицию субъекта.

Включаясь в мировоззрение, знания, ценности, программы действий и другие его составляющие, приобретают новый статус. Они вбирают в себя отношение, позицию самого носителя мировоззрения, окрашиваются эмоциями и чувствами, сочетаются с волей к действию, соотносятся с апатией или нейтральностью, с воодушевлением или трагизмом.

В различных мировоззренческих формах по-разному представлены интеллектуальный и эмоциональный опыт людей. Эмоционально-психологическую сторону мировоззрения на уровне настроений и чувств составляет мироощущение. Опыт формирования познавательных образов миpa с использованием ощущений, восприятий и представлений относят к мировосприятию. Познавательно-интеллектуальную сторону мировоззрения составляет миропонимание.

Мировоззрение и картина мира соотносятся как убеждения и знания. Основой любого мировоззрения являются те или иные знания, составляющие ту или иную картину мира. Теоретические, а также и обыденные знания картины мира в мировоззрении всегда эмоционально «окрашены», переосмыслены, классифицированы.

Картина мира – это совокупность знаний, дающая интегральное осмысление (научное, просто теоретическое или обыденное) тех сложных процессов, которые протекают в природе и обществе, в самом человеке.

В структуре картины мира можно выделить два основных компонента: концептуальный (понятийный) и чувственно-образный (обыденно-практический). Концептуальный компонент представлен знаниями, выраженными понятиями и категориями, законами и принципами, а чувственный – совокупностью обыденных знаний, наглядных представлений о мире, опытом.

Первые картины мира формировались стихийно. Попытки целенаправленной систематизации знаний имели место уже в эпоху античности. Они носили ярко выраженный натуралистический характер, но отражали внутреннюю потребность человека познать целостно мир и самого себя, свое место и отношение к миру. С самого начала картина мира органично вплеталась в мировоззрение человека, носила доминирующий характер в его содержании.

Понятие «картина мира» означает как бы зримый портрет мироздания, образно-понятийную копию Вселенной. В общественном сознании исторически складываются и постепенно изменяются разные картины мира, которые более или менее полно объясняют действительность, содержат в себе разное соотношение субъективного и объективного.

Картины мира, отводящие человеку определенное место во Вселенной и этим помогающие ему ориентироваться в бытии, вырастают из повседневной жизни или в ходе специальной теоретической деятельности человеческих сообществ. По мнению А. Энштейна, человек стремится каким-то адекватным способом создать в себе простую и ясную картину мира; и это не только для того, чтобы преодолеть мир, в котором он живет, но и для того, чтобы в известной мере попытаться заменить этот мир созданной им картиной.

Человек, выстраивая ту или иную картину мира, опирается, прежде всего, на обыденно-практические, а также на теоретические знания.

Обыденно-практическая картина мира имеет свои признаки.

Во-первых, содержание обыденной картины мира составляют знания, возникающие и существующие на основе чувственного отражения повседневной, практической жизни людей, их непосредственных ближайших интересов.

Во-вторых, знания, составляющие основу жизненно-практической картины мира, отличаются незначительной глубиной отражения повседневной жизни людей, отсутствием системности. Они неоднородны по характеру знаний, уровню осознанности, включенностью в культуру субъекта, по отражению национальных, религиозных и других видов социальных отношений. Знания на данном уровне достаточно противоречивы по степени точности, сферам жизни, направленности, актуальности, по соотношению с верованиями. Они содержат народную мудрость и знание житейских традиций, норм, имеющих общечеловеческое, этническое или групповое значение. В нем одновременно могут находить место прогрессивные и консервативные элементы: обывательские суждения, невежественные мнения, предрассудки и др.

В-третьих, человек, выстраивая обыденно-практическую картину мира, замыкает ее на свой собственный обыденно-практический мир и поэтому объективно не включает в нее (не отражает) внечеловеческий космос, в котором находится и Земля. Космическое пространство значимо здесь настолько, насколько оно практически полезно.

В-четвертых, обыденная картина мира всегда имеет свои рамки повседневного видения действительности. Она сориентирована на текущий момент и немного – на будущее, на то ближайшее будущее, без заботы о ротором прожить никак нельзя. Поэтому многие открытия теоретического характера и изобретения достаточно быстро вписываются в быт человека, делаются чем-то «родным», знакомым и практически полезным ему.

В-пятых, повседневная картина мира имеет меньше типических черт, характерных для многих людей. Она больше индивидуализирована, своя для каждого человека или социальной группы.

Можно говорить лишь о некоторых общих чертах, свойственных повседневному видению мира каждым из нас.

Теоретическая картина мира также имеет признаки, которые отличают ее от обыденно-практической картины мира.

1. Теоретическая картина мира характеризуется, прежде всего, более высоким качеством знаний, которые отражают внутреннее, существенное в вещах, явлениях и процессах бытия, элементом которого выступает сам человек.

2. Данные знания имеют абстрактно-логический характер, они системны и носят концептуальный характер.

3. Теоретическая картина мира не имеет жестких рамок видения действительности. Она сориентирована не только на прошлое и настоящее, а в большей степени на будущее. Динамично развивающийся характер теоретических знаний свидетельствует о том, что возможности данной картины мира практически неограничены.

4. Построение теоретической картины в сознании и мировоззрении того или иного субъекта обязательно предполагает наличие у него специальной подготовки (обучения).

Таким образом, обыденно-практические и теоретические знания не сводимы друг к другу, не взаимозаменяемы при построении картины мира, но одинаково необходимы и взаимодополняют друг друга. В построении той или иной картины мира они играют различную доминантную роль. Взятые в единстве, они способны завершить построение цельной картины мира.

Различают философскую, естественнонаучную и религиозную картины мира. Рассмотрим их особенности.

Философская картина мира – это обобщенная, выраженная философскими понятиями и суждениями, теоретическая модель бытия в его соотнесенности с человеческой жизнью, осознанной социальной активностью, и соответствующая определенному этапу исторического развития.

В качестве основных структурных элементов философской картины мира можно выделить следующие виды знаний: о природе, об обществе, о познании, о человеке.

Знаниям о природе уделяли внимание в своих работах многие философы прошлого (Демокрит, Лукреций, Дж. Бруно, Д. Дидро, П. Гольбах, Ф. Энгельс, А.И. Герцен, Н.Ф. Федоров, В.И. Вернадский и др.).

Постепенно в сферу философии вошли и стали постоянным предметом ее интереса вопросы общественной жизни людей, экономические, политические, правовые и другие отношения. Ответы на них нашли отражение в названиях многих сочинений (например: Платон – «О государстве», «Законы»; Аристотель – «Политика»; Т. Гоббс – «О гражданине», «Левиафан»; Дж. Локк – «Два трактата о государственном управлении»; Ш. Монтескье – «О духе законов»; Г. Гегель – «Философия права»; Ф. Энгельс – «Происхождение семьи, частной собственности и государства» и др.). Подобно натурфилософам, предвестникам современного естествознания, социально-философская мысль подготовила почву для конкретных социально-политических знаний и дисциплин (гражданская история, юриспруденция и другие).

Следует отметить, что предметом философского освоения выступал и сам человек, а также мораль, право, религия, искусство и другие проявления человеческих способностей и отношений. В философской мысли данная проблематика нашла свое отражение в ряде философских сочинений (например: Аристотель – «О душе», «Этика», «Риторика»; Авиценна – «Книга знания»; Р. Декарт «Правила для руководства ума», «Рассуждение о методе»; Б. Спиноза – «Трактат об усовершенствовании разума», «Этика»; Т. Гоббс – «О человеке»; Дж. Локк – «Опыт о человеческом разуме»; К. Гельвеций – «Об уме», «О человеке»; Г. Гегель – «Философия религии», «Философия морали» и т.д.).

В рамках философского видения мира сформировались две модели бытия:

а) нерелигиозная философская картина мира, формирующаяся на основе обобщения данных естественных и общественных наук, осмысления светской жизни;

б) религиозно-философская картина мира как система догматически-теоретических взглядов на мир, в которой смешивается земное и сакральное, происходит удвоение мира, где вера считается выше истин разума.

Следует выделить ряд положений, которые указывают на единство данных картин мира.

1. Данные картины мира претендуют на адекватное теоретическое отражение мира с помощью фундаментальных философских понятий, таких как бытие, материя, дух, сознание и других.

2. Знания, составляющие основу данных картин мира, формируют основы мировоззрения соответствующего типа (нерелигиозно-философское и философско-религиозное).

3. Знания, составляющие основу данных картин мира, во многом плюралистичны. Они многозначны по своему содержанию, могут быть развиты в самых разные направлениях.

Во-первых, философская картина мира строится на базе знаний о природном, общественном мире и мире самого человека. Они дополняются теоретическими обобщениями конкретных наук. Универсальную теоретическую картину мира философия строит не вместо конкретных наук, а вместе с науками. Философское знание входит в состав научной сферы знания, по крайней мере, частью своего содержания и в этом отношении философия есть наука, вид научного знания.

Во-вторых, философское знание, как знание особого рода, всегда выполняло важную задачу формирования основы мировоззрения, так как исходный пункт любого мировоззрения состоит именно в таких переосмысленных и общих сущностных знаниях, связанных с коренными интересами людей и общества. С древнейших времен в лоне философского знания выкристаллизовывались категории как ведущие логические формы мышления и ценностные ориентации, образующие ядро и каркас мировоззрения: бытие, материя, пространство, время, движение, развитие, свобода и т.п. На их основе строились мировоззренческие теоретические системы, выражающие концептуальное понимание культуры, природы (космоса), общества и человека. Для философской картины мира характерно единство космоцентризма, антропоцентризма и социоцентризма.

В-третьих, философские идеи не являются статичными. Это развивающаяся система знаний, которая обогащается все новым и новым содержанием, новыми открытиями в самой философии и других науках. При этом сохраняется преемственность познания в силу того, что новое знание не отвергает, а диалектически «снимает», преодолевает свой прежний уровень.

В-четвертых, для философской картины мира характерно и то, что при всем многообразии различных философских направлений и школ, окружающий человека мир рассматривается как целостный мир сложных взаимосвязей и взаимозависимостей, противоречий, качественных изменений и развития, что в конечном итоге соответствует содержанию и духу научного познания.

Философское миропонимание выражает интеллектуальное стремление человечества не просто накопить массу знаний, а понять, осмыслить мир как единый и целостный в своей основе, в котором тесно переплетены объективное и субъективное, бытие и сознание, материальное и духовное.

Естественнонаучная картина мира представляет собой совокупность знаний, существующих в формах понятий, принципов и законов, дающая целостное понимание материального мира как движущейся и развивающейся природы, объясняющая происхождение жизни и человека. Она включает в себя наиболее фундаментальные знания о природе, проверенные и подтвержденные экспериментальными данными.

Основные элементы общенаучной картины мира: научные знания о природе; научные знания об обществе; научные знания о человеке и его мышлении.

История развития естественных наук свидетельствует о том, что в своем познании природы человечество прошло три основных стадии и вступает в четвертую.

На первой стадии (до XV в.) формировались общие синкретические (нерасчлененные) представления об окружающем мире как о чем-то целом. Появилась специальная область знаний – натурфилософия (философия природы), вобравшая в себя первые знания физики, биологии, химии, математики, мореплавания, астрономии, медицины и т.д.

С XV–XVI веков началась вторая стадия. На первый план выступила аналитика – мысленное расчленение бытия и выделение частностей, их изучение. Оно привело к возникновению самостоятельных конкретных наук о природе: физики, химии, биологии, механики, а также целого ряда других естественных наук.

Третья стадия развития естествознания имеет начало с XVII века. В Новое время постепенно стал осуществляться переход от раздельного познания «стихий» неживой природы, растений и животных к созданию целостной картины природы на основе ранее познанных частностей и приобретения новых знаний. Наступила синтетическая стадия ее изучения.

С конца XIX – начала XX веков естествознание вступило в четвертую, техногенную стадию. Использование многообразной техники для изучения природы, ее преобразования и использования в интересах человека стало главным, доминирующим.

Основные черты современной естественнонаучной картины мира:

1. Она строится на познании объектов, существующих и развивающихся самостоятельно, по своим законам. Естественные науки хотят узнать мир «таким, как он есть» и поэтому их объект – материальная реальность, ее виды и формы – космос, его микро-, макро- и мегамиры, неживая и живая природа, вещество и физические поля.

2. Естественные науки стремятся отразить и объяснить природу в строгих понятиях, математических и иных исчислениях. Законы, принципы и категории данных наук выступают мощным орудием дальнейшего познания и преобразования природных явлений и процессов.

3. Естественнонаучное знание представляет динамично развивающуюся и противоречивую систему, которая постоянно эволюционирует. Так, в свете новых открытий в естествознании значительно расширились наши знания о двух основных формах существования материи: веществе и физических полях, веществе и антивеществе, о других способах существования природы.

4. Естественнонаучная картина мира не включает в себя религиозные объяснения природы. Образ мира (космоса) предстает как единство неживой и живой природы, имеющих свои специфические законы, а также подчиняющиеся более общим закономерностям.

Отмечая роль данной картины мира в мировоззрении, следует обратить внимание на следующее:

– во-первых, в естественнонаучном знании изначально коренится обилие мировоззренческих проблем (проблемы первоосновы мира, его бесконечности или конечности; движения или покоя; проблемы субъектно-объектных отношений при познании микромира и т.п.). Они по сути являются источником мировоззрения;

– во-вторых, естественнонаучное знание переосмысливается в мировоззрении личности и общества с целью формирования целостного понимания материального мира и места в нем человека. Размышляя о космосе и проблемах наук о природе, человек неизбежно и объективно приходит к определенной мировоззренческой позиции. Например, материальный мир вечен и бесконечен, его никто не создавал; или – материальный мир конечен, исторически преходящ, хаотичен.

Для многих людей религиозное мировоззрение выступает своего рода альтернативой по отношению к нерелигиозной философской и естественнонаучной картинам мира. При этом с точки зрения веры бывает сложно разделить религиозное мировоззрение и религиозную картину мира.

Религиозная картина мира не существует как целостная система знаний, так как действуют десятки и сотни различных религий и конфессий. В каждой религии сформирована своя картина мира, основанная на символах веры, религиозной догматике и культах. Но общим положением на всех религиозных картин мира является то, что они основаны не на совокупности истинных знаний, а на знаниях-заблуждениях и религиозной вере.

Можно назвать некоторые особенности обобщенной современной религиозной картины мира применительно к основным мировым религиям: буддизму, христианству и исламу.

1. Религиозные знания представляют собой знания – веру или знания-заблуждения о том, что существует сверхъестественное. Если к нему относиться с уважением, почитать его, то человек может получить блага и милости. Центральный пункт любой религиозной картины мира – сверхъестественный символ Бога (богов). Бог предстает как «истинная» реальность и источник благ для человека.

В религиозных картинах мира Бог представляет собой вечный и неразвивающийся абсолют Истины, Добра и Красоты. Он властвует над всем миром. Однако в разных религиях эта власть может быть как безграничной, так и чем-либо ограничиваться. Абсолютным всесилием и бессмертием обладают Боги в христианстве и исламе. В буддизме Будда не только не творец мира, но и не управитель. Он проповедует божественную истину (веры). По множеству богов буддизм представляет язычество.

2. В учении о мире как второй после бога реальности важное место в различных религиях занимает вопрос о его создании и устройстве. Сторонники религии верят, что материальное создано богом, а мир существует как посюсторонний эмпирический, в котором временно живет человек, так и мир потусторонний, где вечно обитают души людей. Потусторонний мир разделяется в некоторых религиях на три уровня существования: мир богов, мир рая и мир ада.

Небо как обиталище богов, например в буддизме и христианстве, устроено весьма сложно. Христианство выстраивает свою иерархию высшего мира, куда входят сонмы ангелов (вестников богов) разных рангов. Признается три иерархии ангелов, в каждой из которых по три «чина». Так, первая иерархия ангелов состоит из трех «чинов» – серафимов, херувимов и престолов.

Часть сакрального (священного) пространства присутствует и в земном мире. Это пространство храмов, которое становится особенно близким к Богу во время богослужений.

3. Важное место в религиозных картинах мира занимают представления о времени, которые в разных конфессиях трактуются неоднозначно.

Для христианства социальное время выстроено линейно. История людей – это путь, который имеет свое божественное начало, а затем – жизнь «во грехе» и молениях Богу во спасение, затем – конец света и возрождение человечества в результате второго, спасительного пришествия Христа. История не циклична, не бессмысленна, она следует в определенном направлении, и направление это предопределено Богом.

Буддизм оперирует периодами «космического времени», которые носят название «кальпы». Каждая кальпа длится 4 миллиарда 320 миллионов лет, после чего происходит «сгорание» Вселенной. Причиной гибели мира всякий раз становятся накопленные грехи людей.

Во многих религиях имеются «судьбоносные» дни и часы, которые находят выражение в религиозных праздниках, воспроизводящих священные события. Верующие выступают, в этом случае, как считается, лично причастными к великому и прекрасному событию, к самому Богу.

4. Все конфессии рассматривают бытие человека, обращенного к Богу, но по-разному определяют его. Буддизм видит бытие человека как судьбу чрезвычайно трагическую, наполненную страданиями. Христианство на первое место ставит греховность человека и важность ее искупления перед Богом. Ислам требует беспрекословного подчинения воле Аллаха уже при земной жизни. Человек в религиозных объяснениях принадлежит к низшим ступеням сотворенного богом мира. Он подчинен закону кармы – взаимосвязи причин и следствий (буддизм), божественному предопределению (христианство), воле Аллаха (ислам). В момент смерти человеческая форма распадается на тело и душу. Тело умирает, но характером своей земной жизни оно определят место и роль души в загробном мире. Поскольку в буддизме земная жизнь – это страдание, постольку высшая цель для человека – «остановить колесо сансары», прекратить цепь страданий и перерождений. Буддизм ориентирует человека на избавление от страстей, если следовать «срединному» восьмеричному пути. Он означает переход от жизни среди страданий к состоянию нирваны – вечного внутреннего покоя, отвлеченного от земной жизни. Христианство рассматривает земное бытие человека, созданного богом по его образу и подобию, греховным из-за несоблюдения божественных заповедей. Драгоценный подарок Бога – жизнь – человек все время употребляет не по назначению: для удовлетворения плотских желаний, жажды власти, самоутверждения. Поэтому всех людей впереди ждет страшный суд за грехи. Бог определит судьбу каждого: одни обретут вечное блаженство, другие – вечные муки. Тот, кто хочет получить бессмертие в раю, должен строго следовать всем нравственным поучениям христианской церкви, твердо верить в основные положения христианства, молиться Христу, вести праведный и добродетельный образ жизни, не поддаваясь искушениям плоти и гордыни.

Содержание религиозных концепций мира составляет основу обыденногo или теоретического (теолого-догматического) мировоззрения. Знания о сверхъестественном в религиозных картинах мира эмпирически и научно-теоретически недоказуемы и неопровергаемы. Это знания-иллюзии, знания-заблуждения, знания – вера. Они могут толерантно существовать с житейскими и научно-теоретическими светскими знаниями, а могут и конфликтовать, конфронтироваться с ними.

Рассмотренные картины мира имеют общие признаки: во-первых, они своей основой имеют обобщенные знания о бытии, хотя и различного характера; во-вторых, выстраивая зримый портрет мироздания, его образно-понятийную копию, все картины мира не выносят за свои рамки самого человека. Он оказывается внутри ее. Проблемы мира и проблемы самого человека всегда тесно переплетены.

К существенным различиям данных картин мира можно отнести:

1. Каждая из картин мира носит конкретно-исторический характер. Она всегда исторически обусловлена временем появления (оформления), своими неповторимыми представлениями, характеризующими уровень познания и освоения мира человеком. Так, философская картина мира, оформленная в эпоху античности, существенно отличается от современной философской картины мира.

2. Важным моментом, который делает картины мира принципиально разными, является характер самого знания. Так, философское знание имеет всеобщий и общий сущностной характер. Естественнонаучное знание носит преимущественно конкретно-частный, предметно-материальный характер и отвечает современным критериям научности; оно экспериментально проверяемо, нацелено на воспроизведение сущности, предметности, используется для воспроизводства материальной и духовно-светской культуры. Для религиозного знания характерна вера в сверхъестественное, сверхприродное, тайное, определенная догматичность и символичность. Религиозное знание воспроизводит соответствующий аспект в духовности человека и общества.

3. Данные картины мира выстраиваются (описываются) с помощью своего категориального аппарата. Так, терминология естественнонаучного отображения действительности не подходит для описания ее с точки зрения религии. Повседневная речь, хотя и включается в любые описания, тем не менее, приобретает специфику при использовании ее в естественных науках, философии или богословии. Ракурс конструируемой модели мира требует соответствующего понятийного аппарата, а также совокупности суждений, при помощи которых она может быть описана и доступна для многих людей.

4. Различие рассматриваемых картин мира проявляется и в степени их завершенности. Если философское и естественнонаучное знание – это развивающиеся системы, то этого нельзя сказать о религиозном знании. Основополагающие взгляды и верования, составляющие основу религиозной картины мира, во многом остаются неизменными. Представители церкви по-прежнему считают главной своей задачей напоминать человечеству о том, что над ним существуют высшие и вечные божественные истины.

Современные концепции бытия, материального и идеального, содержание основных картин мира являются результатом длительного и противоречивого познания людьми окружающего мира и самих себя. Постепенно вычленялись проблемы познавательного процесса, обосновывались возможности и пределы постижения бытия, особенности познания природы, человека и общества.

Список использованных источников

1. Спиркин А.Г. Философия / Спиркин А.Г. 2-е изд. – М.: Гардарики, 2006. – 736 с

2. Каверин Б.И., Демидов И.В. Философия: Учебное пособие. / Под. ред. д.ф.н., проф. Б.И. Каверина – М.: Юриспруденция, 2001. – 272 с.

3. Алексеев П.В. Философия /Алексеев П.В., Панин А.В. 3-е изд., перераб. и доп. – М.: ТК Велби, Проспект, 2005. – 608 с.

4. Демидов, А.Б. Философия и методология науки: курс лекций / А.Б. Демидов., 2009 – 102 с.

Собрание рукописей и редких книг Колумбийского Университета, Нью-Йорк.

Дар Софии Борисовны Пиленко, 1955 г.

С точки зрения демократически — обывательской современная картина мира могла бы быть изображена очень обычным образом: некий страшный дракон. Как бы трёхглавый удав, стережёт невинную царевну, попавшую к нему в плен. Все три головы дракона караулят каждое её движение, неотрывно смотрят ей в глаза.

Могущество дракона безмерно: одним движением он может уничтожить царевну, зачаровать её взглядом, задушить кольцами своего тела, уязвить своими отравленными жалами. Царевна же невинна и бессильна. Избавителей у неё нет. Она во власти дракона. Дракон должен вызывать ужас и ненависть, царевна сочувствие и любовь. Но никакая ненависть не может обессилить дракона никакая любовь не может спасти царевну. Разве, что она немного перевоспитается по драконовым способам воспитания, сама, так сказать одраконится. Или разве что драконовы головы начнут пожирать одна другую и так изойдут во вражде сами к себе, в припадке самоистребления. Картина эта, несомненно, похожа на то, что нас окружает, что каждый легко узнает, каковы имена этих трёх голов и кто царевна. Общественные симпатии делятся между драконом и царевной. Одни преклоняются перед могуществом дракона и убеждены, что только он один и может властвовать в мире, другие сочувствуют царевне, и верят, что она рано или поздно освободится от дракона. Мне же кажется нужным както разобраться беспристрастно в истинной сути и дракона, и царевны, и может быть вынести нравственный приговор им обоим.

В насилии и крови Великой войны родилось миру до того неведомое чудовище. Идея классовой борьбы и классовой ненависти воплотилась в России в страшное обличие Советской власти.

Характеристика её отчётлива, ясна и не вызывает никаких сомнений. Отрицание человеческой личности, задушение свободы, культ силы, преклонение перед вождём, единое обязательное для всех миросозерцание, борьба со всякими отклонениями от генеральной линии партии или, что одно и тоже, вождя — будь то отклонение в каком либо мелком злободневном экономическом вопросе, или в самых существенных вопросах и взглядах на мир, на человеческую судьбу и т. д. Постепенно коммунизм стал не только некой философско-экономической системой, но своеобразной, вульгарной религией, пытающейся иметь своё мнение буквально по отношению ко всему, что существует в жизни. Можно было бы без труда составить точную догматику коммунизма, — да она и составляется в бесчисленных катехизисах. Она обнимает собою всё — отношение к экономике, к истории, к вопросам искусства, к принципам бытия. Правда, для утверждения догматов этой религии не нужно никаких соборов, вождь прокламирует их и тем самым делает их обязательными, а всякое отступление от них тем самым, обязательно воспринимать как недопустимую ересь. Самое замечательное, что и авторы этих отступлений, будучи осуждены авторитетным высказыванием вождя. Сами признают свою еретичность, каются в ней и умоляют о воссоединении с непогрешимой партией. На почве этой своеобразной религиозной психологии естественно вырастает самая неограниченная нетерпимость ко всем инакомыслящим и инаковерующим.

Расцветают систематические религиозные гонения, охватывающие не какоелибо одно религиозное исповедание, а буквально всё. Лагеря набиты представителями всех церквей, всех исповеданий, сект, направлений, миросозерцаний. «Новая вера» осуществляет себя кровью, пытками, мучительством. Она единая тоталитарная истина, а остальное должно быть подвергнуто полному истреблению.

Моральная оценка этого положения вещей не нуждается ни в каких сложных наблюдениях, картина ясна и отвратительна. Гораздо сложнее вопрос о том, откуда русский коммунизм берёт свою силу, чем он внутренне питается, на чём продолжает расти?

Давно уже экономисты и политики, чуть ли не с первых дней существования коммунизма, предрекали его скорую и бесславную гибель. Ни экономические его предприятия, ни исторические условия его существования, ни историческая обстановка — ничто не давало возможности думать, что коммунизм прочно обоснуется в России. Однако, вот уже двадцать лет звучат эти предсказания о его гибели, а на самом деле он продолжает существовать и погибать не собирается. Как это объяснить?

Думается, что в противовес всем мнениям различного рода специалистов правильно будет лишь мнение того, кто подойдёт к вопросу с религиозной точки зрения!

Коммунизм держится лишь тем, что даёт (пусть странное) питание жажде человека иметь целостное, религиозное миросозерцание. Именно своим религиозным пафосом он жив, потому что этот пафос совершенно видоизменяет природные человеческие силы, природное напряжение человеческих мускулов и человеческой воли, и человеческого разума. Он их удесятеряет, он сообщает им творческое начало, которое всегда подобно некоему чуду, преображает законы естества.

Коммунизм и жив этим странным чёрным чудом своим, своей страшной чёрной религией, целостностью, интегральной ненавистью, интегральным растворением человеческой личности в коллективе, интегральной верой в истину, которая прорекается устами вождя — сверхчеловека, пророка из пророков, чёрным и страшной мессией, чёрной и страшной своей церковью. Да воистину, в сознании рядового коммуниста, Россия управляется сейчас сверхчеловеком, во власти которого находится возможность изменять и отменять и законы истории, и законы природы. В России явлён подлинный Человекобог, которого ещё так недавно предрекал нам Достоевский. И естественно, что этот Человекобог вступил в борьбу с Богочеловеком и его Богочеловечеством — со Христом и со Христовой Церковью. Что это?

Быть может, мои слова звучат, для коголибо слишком мистически, скажем не научно, не отвечают современным данным экономически исторической науки? На это я скажу, что всякая научная гипотеза ценна только тогда, когда жизнь подтверждает сделанные ею предположения. Так вот, все самые научные гипотезы самых отличнейших специалистов в области экономики, политики, истории и т. д., все они в корне опровергнуты жизнью. Не падает коммунизм, да и только! Хотя все сроки прошли и новые сроки проходят. Таким образом, ясно, что об этих бывших научных теориях и гипотезах сейчас говорить не приходится. А вот мистическая и туманная теория, видящая в коммунизме новую страшную веру, и в этом находящая объяснение его сверх природной творческой силе, — эта теория пока жизнью опровергнута не была. И потому заслуживает не только такого, как и другие теории, но гораздо большего внимания, чем они.

Христианские мученики современной России наверное всё понимают и ведут сейчас борьбу «не против крови и не против плоти, а против духов злобы поднебесной». Церковь оказалась перед лицом не какойто кабинетной доктрины марксизма, скажем, а перед лицом анти-церкви, перед лицом некоего организма духовной природы, и потому чрезвычайно могущественного способного отменять и изменять законы материального мира.

Такова первая глава современного дракона.

В хронологическом порядке вторым возник тоталитаризм фашизма. Мне представляется, что идейно и физически это самый слабый из всех тоталитаризмов. И в этой относительной слабости довольно много причин. В первую очередь, фашизм возник не вне традиций, не вне исторических культов и очарований. Муссолини бредит этатизмом древнего Рима, он столько же новатор, сколько и реставратор. А это уже не годится, чтобы иметь подлинную силу. Реставрируемое в своё время было уничтожено, другими словами существуют силы, которые были сильнее, чем Римская Империя. Её нельзя пропагандировать, как нечто от века несокрушимое. Если она была сокрушена раз, то и второй раз её можно сокрушить. И мы знаем, что её победило. В первую очередь это было конечно христианство, которое разъело, разложило сердцевину, религиозную сущность Римской Империи. Думается, что относительная слабость фашистского этатизма объясняется именно этой уже раз в бывшей истории утратой религиозно-творческого пафоса, окружавшего идол Римской Империи. Италия не может забыть этого исторического прошлого, тем более что перед её глазами, в самом сердце современного языческого Рима, находится всё тот же древний Ватикан, уже раз победивший могущество Рима. И он не молчит, он не мёртв. Он уверен в своём духовном могуществе, в своей религиозной непобедимости и непогрешимости.

Но, оставив в стороне эти специфические особенности фашизма, определим только те основные свойства, которые говорят нам о его принадлежности к тому же самому драконову телу. Мы увидим ту же борьбу против человеческой личности, тот же культ коллектива, ненависть к свободе, обязательность известного стандартного миросозерцания, восприятия основных принципов фашизма чисто догматических, без рассуждений и с благоговением. Наконец и отношение к вождю носит такой же характер, как и в Советской России. Вождь так же непогрешим, так же диктует не только основные принципы обязательного миросозерцания, но и директивы на текучие потребности каждого дня. Сила также заменяет право, вводится в обиход начало насилия. Оговорюсь только(ещё раз), что благодаря некоторым специфическим условиям и типу основного идола этатизма, а также месту, где его культ развивается, все черты общие с коммунизмом кажутся несколько более бледными, не так ясно выражены, притенены. Но, в сущности, между ними никакой принципиальной разницы нет. Можно сказать так: коммунизм строился на обширном пустом месте, и потому по своему усмотрению возводил стены воздвигаемого здания. Для фашизма — было необходимо считаться с развалинами стен, среди которых он строил новые, и они несколько видоизменили его собственный замысел.

Наконец, третий тоталитаризм — религия расы, проповедуемая в современной Германии. В смысле лежащей в основе этой религии идеи надо сказать, что она, безусловно, беднее, партикулярнее и даже провинциальнее идеи коммунизма. Коммунизм может претендовать на некоторый универсализм, на всеобъемлемость своего основного принципа. КОММУНИЗМЫ могут развиваться в различных расах и государствах, не соперничая друг с другом, а наоборот подкрепляя и поддерживая друг друга. Везде есть хижины объявляющие войну дворцам, пролетарии всех стран могут соединиться, лишь выигрывая от этого соединения. В расизме положение противоположное. Перед человеком, принявшим современный расизм, стоят две возможности: или он примет расизм в его германской редакции и вместе с Гитлером и Розенбергом уверует в особую «мессианскую» избранность германской расы, которой должны подчиниться все низшие расы, в том числе и его собственная. Или же он, приняв основной принцип расы, создаёт свою собственную расу-избранницу, которой должны покориться все остальные. Обе эти возможности легко себе представить, да они и в реальности существуют. Но первая из них вряд ли может найти широкое распространение и создать подлинный пафос просто потому, что вряд ли широкие слои любого народа с восторгом согласятся с тем, что они должны быть отданы в рабство какомуто другому, особо «избранному» народу. Вторая же версия расизма обрекает его на распространение в узких пределах одной расы, с вечным и ничем неразрешимым соперничеством с любой другой расой. Тут возможна лишь борьба всех против всех, причём борьба не имеющая в перспективе никакой надежды на победу. Разве только в её процессе все противники будут поголовно истреблены. В этом основная идейная слабость расистских концепций тоталитаризма. И в этом, разумеется, он гораздо провинциальнее, местечковее коммунизма. Но есть в расизме и стороны делающие его во многих отношениях сильнее, чем коммунизм. Он апеллирует не только к внешним интересам человека. Он апеллирует к самой его природе, к его крови, к глубинным, подспудным инстинктам человеческой души, к каким то полузабытым зовам природы. Он органичнее (как ни странно), я бы сказала он материалистичнее коммунизма, который по сравнению с ним является некой мозговой выдумкой и сам рационалистичен, сух и не почвенен.

Расизм это мистика биологии, это религия космических сил, некий дух выпущенный алхимиком из бутылки и не желающий в эту бутылку возвращаться. В расизме всё время слышаться гулы и стоны «демонов глухонемых». Древний пан воскресает, магическая сила крови подчиняет себе обезглаголствованное человечество. И магия его чрезвычайно сильна, наркотическая сила отравляет и возбуждает. Можно сказать, что как материал для образования языческой религии, он гораздо богаче коммунизма. А, кроме того, он в противовес коммунизму, открыто признаёт этот религиозный языческий характер. И этим самым можно сказать, что как религия, он гораздо более осуществленен, чем коммунизм, который и до сих пор не может отделаться от скептицизма эпохи просвещения, хотя этот скептицизм чисто внешний, чисто словесный, ничего не меняющий в его подлинной сути. Таков мистический лик расизма. Как же он осуществляет себя в мире? Тут сходство с его братьями по религии тоталитарности, особенно разительно. Кровь, положенная в основу всего, конечно, совершенно не совместима с духовной реальностью личности. Личность управляется — (разве только даётся ей возможность существовать в лице личности вождя), но на самом деле он не личность в нашем смысле слова, а он некое ипостасное проявление всё той же безличной священной германской крови.

Личность упраздняется — свобода также упраздняется перед лицом высшей ценности, влекущей к господству своих избранников судьбы.

Так же, как и в коммунизме, тоталитарность миросозерцания уничтожает возможность существования иных взглядов, уклонения, разногласия, разномыслия… Человек должен мыслить так, как это выгодно для целого, а выгода определяется непогрешимым мнением вождей. Творчество также отменяется, потому что творчество есть продукт свободы, а когда дело идёт о коренных и не отменяемых биологических процессах, то ни свободы, ни творчества не нужно — они сами за себя постоят. Ведётся борьба с иными расами, особенно с объявленной низшей расой — еврейством. Это логично с точки зрения расового отбора. Ведётся борьба с другими религиями, потому что расизм объявлен единой религиозной истиной, а сосуществование двух истин невозможно. Если объединить то общее, что есть в проявлениях этих трёх видов нового язычества, то всё же надо сказать, что им свойственна огромная сила, подлинный пафос, напряжение веры, жертвенная готовность каждого члена их огромного организма отдать себя на благо целого. Волевая потребность не только разрушать, но и строить, некоторая биологическая и органическая направленность.

Все они без предрассудков, без особой склонности к белым перчаткам, все они вдохновенные мясники, желающие раскромсать вселенную.

Говоря об их героях, об их сверхчеловеках, вождях, человекобогах и неожиданно чувствуешь какие то перепевы Ницшевских мотивов с одной стороны, с другой Смердяковского — «всё позволено» и, наконец, магического культа природно-человеческой силы, представителем которого был Рудольф Штейнер. Да! Духов давно старались выпустить из бутылки. Теперь, когда это сделано их назад не загонишь!

Таков передний план картины нарисованной мною в начале.

Дракон с тремя головами наименован. Его облик ясно виден и не возбуждает сомнения.

Но есть на этой картине и ещё одно существо, — это самая невинная царевна, томящаяся под угрозой его взора.

Под ней, я разумею современную демократию, конечно.

И вот тут мне хочется прямо и честно сказать: всякий — кто так или иначе чувствует себя связанным с демократией, всякий — кто ей чемлибо обязан, всякий — кто в какой бы то ни было степени верит в её будущее возрождение — просто обязан сейчас без всякого лицемерия, жалости, оглядок на друзей и врагов, совершенно беспощадно провести свой суд над нею. Плоха наша царевна и мало чего стоит, сама виновата, что блуждала без пути, пока не попала в лапы дракона. Не могла не попасть. И более того, не выберется из них, если будет такой как была, потому что нечего противопоставить дракону. Нищета у неё полная.

Мы русские имеем в нашей литературе не только предуказания, касающиеся облика современных человекообразных религий — у Достоевского в «Великом Инквизиторе» или в Шигалёве, у Соловьёва в повести об Антихристе, — но с такой же прозорливой ясностью нам дан и облик современной демократии, особенно сильно и беспощадно у Герцена. Точно она и тогда была такая, какой стала теперь. И недаром Герцен западник и демократ в ужасе отвернулся от неё, недаром стал говорить о ней с такой безграничной горечью.

Самое характерное, мне кажется, в современной демократии это принципиальный отказ от всякого целостного миросозерцания. Давно уже политика стала для неё невозможностью, проводить какие то основные принципы в жизнь, а лишь игрой практических интересов, конкретным учётом сил и выбором компромиссов, давно уже экономика стала существовать самостоятельно от политики, и равенство политическое уживается с чудовищным экономическим неравенством. Особенно характерно сейчас для демократии полный разрыв между словом и делом: в слове до сих пор существует несколько напыщенное декларирование начал свободы, равенства и братства, а в деле царствует неприкрытая власть интересов. Общественная мораль, (также пышно декларируемая) вполне сочетаема с индивидуальной аморальностью. Частная жизнь человека может находиться в кричащем противоречии с его общественной деятельностью. Миросозерцательная целостность просто не нужна и не существует. Её опять таки с успехом заменяют правильно понятые, строго учтённые интересы.

Откуда эта странная рассыпанность демократии, эта раздробленность каждой отдельной личности, этот отказ от всякого объединяющего начала?

Демократия стала существом, не помнящим родства, она отреклась от начал, которые её породили, от христианской культуры, от христианской культуры, от христианской нравственности, от христианского отношения к человеческой личности и свободе.

И на их место не поставила ничего другого. В демократическом миросозерцании нет никакого корня сейчас, нет никакого центра, оно образовано, как бы на одних придаточных предложениях, а главное предложение утрачено. И эта рассыпанность демократического облика создаёт известный тип человека, у которого, во первых, нет никаких религиозных взглядов, о вторых общественная работа не базируется ни на какой общей и глубокой идее, а личная жизнь существует сама по себе, не объединённая ни с религиозным, ни с общественным призванием. И как каждый отдельный человек в демократии представляет собою механическое соединение случайных и часто противоположных начал, так и общее тело демократии существует, как бы без позвоночника, без станового хребта, и вместе с тем без определённо обозначенных границ.

Отсюда легко понять, что тут по Смердяковски всё позволено. Правда, по другим мотивам, чем в тоталитарных миросозерцаниях, там мне закон не писан, потому что «Я» сам закон, «Я» — высшая мера вещей. Тут вообще нету незыблемых законов, нету никакой меры вещам, всё относительно, всё зыбко, условно, всё поддаётся лишь одному критерию текучих и быстро изменяемых интересов. Всё позволено, потому что всё относительно и не очень то уж и важно. Сегодня заключается союз — таковы интересы сегодняшнего дня, а завтра союзник предаётся, потому что таковы интересы завтрашнего дня. Сегодня проповедуют экономическое равенство, завтра отдают свои голоса укреплению капитализма. Сегодня увлекаются коммунистическим тоталитаризмом, а завтра — тоталитаризмом расистским.

И всё не прочно, всё текуче, всё не имеет никаких твёрдых очертаний. Может быть даже довольно естественно, что при этом отсутствии, каких бы то ни было высших ценностей, оказывается, что высшая ценность — это моё маленькое благополучие. Мой маленький и довольно безобидный эгоизм. В конце концов, во имя чего я должен уступать место под солнцем кому бы то ни было и чему бы, то ни было, если все эти претенденты на место, под солнцем, чрезвычайно относительны и эфемерны? Во имя, каких это идей должен я жертвовать своим благополучием, если давным-давно признана относительность любой идеи? «Мы калужские!» — вовсе не принцип коммунизма, который в своей тоталитарности поглощает любую Калугу, — это принцип вырождающейся больной демократии, и он то сейчас и торжествует во все европейском масштабе. Как отдельный человек говорит «мой счёт в банке исправен, в чём же дело?» — так и целые демократические государства не понимают, «в чём дело», раз у них кое- как концы сведены с концами.

Отсюда естественны все грандиозные предательства, свидетелями которых мы были в течение последних лет!

Отсюда и совершенно старческая, физическая беспомощность и расслабленность. В самом деле, чему тут удивляться? Организм распадается на составные клетки и естественно, что он ничему противостоять не может.

Самое страшное в современной демократии — это её принципиальная беспринципность, отсутствие мужественности, отсутствие всякого творческого начала. Демократия стала синонимом мещанства, обывательщины, бездарности!

Если в тоталитарных миросозерцаниях уместно говорить о рождении новых религий, то в демократиях надо констатировать не только полное отсутствие религии, но даже отсутствие в данный момент способности к религиозному восприятию действительности. Если там введены в игру тёмные демонические силы, то тут царствует лишь одна полная таблица умножения. И это положение вещей, выливается в невозможность создать какое либо настоящее увлечение — в отсутствии пафоса, в отсутствии творческого начала.

Если тоталитаризмы страшны, то демократия просто скучна. На реальной исторической арене сейчас демоны борются с мещанством. И вероятнее всего, что демоны, а не мещане победят. И победа их может быть двоякой: или мещанин будет ими попросту уничтожен, или они его заразят своими демонскими свойствами и он (мещанин) станет сам демоном. Так сказать второго сорта, решить, что с волками жить по волчьи выть.

Вся беда только, что у волков этот вой настоящий, волчий, а у их подражателей настоящего воя получиться не может, одно обезьянничество, одно попугайство.

Все естественные силы, наличествующие в современном человечестве, таким образом, не дают возможности, для каких бы то ни было оптимистических выводов. Положение действительно скверное. Час борьбы приближается. Результат её почти предрешён. Не бывало ещё, чтобы религиозное начало любого направления, любой религиозной сущности не побеждало своего без религиозного противника. Не бывало ещё, что бы творчество во имя чего оно не осуществлялось бы. Не оказалось сильнее бездарности. Не бывало ещё, чтобы герой, пусть самый жестокий, кровожадный и бесчеловечный, не торжествовал бы над мещанином. Не бывало ещё, чтобы склонность к личному самопожертвованию не стирала бы в прах маленького мещанского эгоизма. Не бывало и не будет, потому что не может быть.

На путях могучего потока новых страшных религий, торжества новых кровожадных идолов — демократия (в том виде, в котором она есть) не плотина. Она может переучитывать свои реальные интересы и перераспределять партийные мандаты в парламентах. Она может подражать вождям и применять их методы работы. Она может не выпускать своих золотых запасов за границу и строить аэропланы, выдумывать какиенибудь удушливые газы…. вообще она может делать, что ей угодно главное то, что на современных путях её существования она не победит. И всего вероятнее, что так оно и будет, что события делают её обречённой. Духовная выхолощенность даёт свои плоды и…

Без религиозное человечество бесславно погибает!

Демон видя, что горница чисто выметена и пуста. Приходит и приводит с собой сильнейших и вселяется в неё. Ведь горницато действительно пуста. От чего ему не вселиться?

Учитывая всё, взвешивая всё, чему нас учит история, что, мы знаем уже со времён Герцена, что происходит на наших глазах и, кажется, что мы не можем ошибиться в диагнозе. Да собственно и ни для каких надежд места нет в этом природном мире. В потоке взаимного предательства, в потоке маленьких эгоизмов — рассыплется, развеется, распылится сегодняшний мир…

Завтрашний мир принадлежит Дракону.

И единственная искра надежды, которая остаётся в сердце, это надежда на некоторое Чудо!

Бухгалтерия говорит нам, что итоги подведены ею точно, сомнений нет. Ну, а быть может можно существовать и без бухгалтеров и без бухгалтерии, просто сжечь её книги, перепутать все приходы и расходы. Поверить, что в смертный час даже грешникам раскрывается небо, самые нераскаянные каются, немые начинают пророчествовать и слепые видят видения. Только в порядке такого чуда и можно ждать сейчас выхода, только на него и надежда. Человеческому, усталому сердцу трудно надеяться, да ещё на чудо, на нечто небывалое, не учитываемое. Слишком мы привыкли, что даже самые реальные надежды обрываются и гаснут, а тут требуется надеяться на нечто почти призрачное.

А всё же надежда есть. И есть некоторые намёки, только намёки, что может быть она не напрасна.

Если безбожное, арелигиозное человечество (трёх измерений) поймёт, что так жить ни один настоящий организм не может, если оно действительно, до самых своих последних глубин раскается, если оно вернётся в Отчий дом, (из которого ушло проклиная Отца!) если оно вновь поймёт, что перед ним лежит религиозный путь, что оно призвано стать БОГОЧЕЛОВЕЧЕСТВОМ, если оно отдаст себя в волю Творца, если оно поймёт ничтожество своих маленьких желаний, благополучий и эгоизмов, если оно наконец, скажет грядущим испытаниям, что это бич Божий (как был Атилла бичём Божиим) и, что оно само виновато в том, что этот бич нужен, — одним словом, если человечество припадёт к своим христианским истокам и обновится или расцветёт новым христианским творчеством и загорится новым христианским огнём, то тогда можно было бы сказать, что даже до самой последней минуты не всё потеряно!

Есть тонкие и еле видимые знаки, что надежда может быть не тщетной. Есть, во-первых, слабые признаки религиозного возрождения, которые охватывают, правда, лишь небольшую часть культурной элиты демократии. Есть, наконец, очень громко и мужественно звучащий голос различных церквей, отстаивающих свою истину против лжеистин новых религий. Есть странное и парадоксальное явление, заключающееся в том, что сегодня христианство не подвергается гонению лишь в странах демократических. Есть залог возрождения — мученическая кровь, испытания исповедников…

Как раньше, так и сейчас — КРОВЬ МУЧЕНИКОВ — «СЕМЯ ХРИСТИАНСТВА». Но всё это только слабые указания. Гораздо, например, громче звучит обратное, гораздо убедительнее улыбка какогонибудь политического деятеля, экономиста, историка, демократа, или фашиста — всё равно с которой он прочтёт эти или им подобные строки. Для него это некий мистический туман, от которого он с досадой отвернётся. И его не смутит, что вне этого тумана вообще никаких решений нету.

Вопрос стоит так: — или через покаяние и очищение безбожное, человечество вернётся в Отчий дом и засияет эпоха подлинного христианского возрождения, и оно почувствует себя Богочеловечеством, или же на долгие века мы обречены власти зверя, человекобога, новой и страшной идолопоклоннической религии.

Третье не дано. Но вероятнее, что осуществиться второе.

Париж, 1937 год

Мое мировоззрение

Мировоззрение, в моем понимании, это система взглядов на жизнь, которая определяет поведение и судьбу каждого человека. Именно мировоззрение создает определенную картину мира, ту призму, сквозь которую человек смотрит на эту жизнь, общается с людьми, строит свое будущее.

Я считаю, что у меня уже довольно сформировавшееся мировоззрение. Я воспитана в семье, в которой с детства мне прививали веру в Бога. Я уже маленькой знала, как выглядят иконы и что люди делают в церкви. В настоящее время я считаю себя верующим человеком, христианином. Я верю в Иисуса Христа, в то, что именно он создал весь мир. Мне кажется, если человека с детства привели в веру родители, то он не имеет права менять свои взгляды, он не должен сомневаться в своей вере. У меня есть подруга, которая ходила в частные церкви, объясняя это тем, что ей просто интересно. Я же считаю, что если человек даже просто окунулся в другую веру, то это поиск чего-то нового, значит, он в своей вере не до конца разобрался.

Перед тем, как совершить какой-то поступок, я думаю, чем он обернется в жизни. Я верю, что плохие дела, тобой совершенные, затем обратятся к тебе самому. Вера помогает человеку жить, помогает надеяться на лучшее.

Я считаю себя идеалистом. Я верю в то, в каждом человеке есть душа. Это то, что видит в нас Бог. Я задумываюсь и о том, что за все свои дела, совершенные на Земле, мы понесем ответ перед Богом. И мне будет стыдно, если жизнь я прожила, не сделав ничего хорошего. Надо успевать делать добрые дела. Анализируя свою жизнь, я сделала вывод, что главное в жизни это общение с близкими мне людьми и забота о них. Мы на земле живет не много, и нам нужно успевать в жизни совершать правильные поступки.

В своей жизни нужно выбирать правильные ориентиры, равняться на положительных людей, кроме того, быть примером и для других людей.

Я в своей жизни сделала выбор, я стала учителем. Мне кажется, что учитель это очень благородная профессия. Учитель это тот, к которому прислушиваются, на которого равняются. Я понимаю, что если я учитель, то я не должна совершать отрицательных вещей: курить, пить, иметь непонятные половые связи, ругаться и многое другое.

На мой взгляд, в основе жизни должны стоять морально-нравственные ценности, которыми человек должен руководствоваться в любых жизненных ситуациях. Эти ценности прививаются нам в семье и в обществе, они до крайности просты и, в то же время, вечны. Основы их изложены в Библии и тысячи раз повторены в мировой литературе. «Не убий», «не укради», «чти отца и мать своих», «возлюби ближнего своего, как самого себя» - вот, на мой взгляд, основа мировоззрения любого нормального человека.

Если стараться соблюдать эти принципы, то будут обеспечены душевное равновесие и внутреннее спокойствие. А это, мне кажется, гарант того, что в жизни человек добьется всего, чего хочет.

Каждый из нас покинет этот мир. Поэтому нужно подумать, что я оставлю после себя. Мне кажется не стоит зацикливаться на чем-то материальном, нужно оставить того, в ком останется частичка твоей души. А это дети. Но детей нельзя просто родить, их нужно воспитать порядочными, обогащенными духовно людьми.

Я очень сильно благодарна своим родителям, что они привели меня в веру, вложили в меня, все лучшее, что есть в них, дали мне образование и, конечно, же, смысл жизни.

Таким образом, я считаю, что человек нуждается в простых вещах - в любимом деле, которое будет приносить моральное и материальное удовлетворение, в крепкой любящей семье с детьми, в возможность каждый день наслаждаться тем миром, в котором он живет.

мировоззрение судьба нравственный ценность

Теги: Мое мировоззрение Эссе Философия

Люди